Мишель Лебрен: Детектив Франции Выпуск 8

— Они убили шесть человек!

— Внимание! Не следует все — таки забывать, что, если бы Миртиль не отписал свое тело, двое или трое из этих лиц погибли бы при катастрофе, следовательно… Наконец, Миртиль умер, умер — он был казнен в соответствии с судебным приговором.

— Но он совершил убийство после смерти, а следовательно, несет уголовную ответственность за содеянное.

— Сейчас пойду и скажу министру: он убил после смерти! Послушайте, Гаррик, очнитесь! Можете ли вы предоставить мне неоспоримое доказательство, что эти самоубийства в действительности являются убийствами?

— Вам надо лишь поехать со мной в клинику, господин префект, и вы сами убедитесь в том, что…

В этот момент зазвонил телефон.

— Извините, — сказал префект. — Да, мы сели в калошу! — признал он, поднося трубку к уху. Но прежде чем ответить, добавил: — Ступайте домой и ложитесь в постель. Вы едва держитесь на ногах! Со своей стороны я извещу… Алло?.. Алло?.. Он у телефона.

Поманив меня пальцем, префект протянул мне параллельную трубку. Я узнал голос Марека.

— Я повсюду ищу господина Гаррика, — говорил профессор. — Он покинул клинику, но его нет и дома… А между тем произошло нечто очень… очень… Словом, Нерис умер…

Резко нахмурив брови, Андреотти велел мне молчать.

— Что с ним стряслось? — спросил он.

— Разрыв сердца. Ночной сторож обнаружил его безжизненный труп с полчаса назад.

— А вы уверены, что это разрыв сердца?

— Совершенно уверен, — ответил Марек. — Он был сражен, как молнией. Я попытался узнать причину, но прежде хотел вас предупредить… так как отчет по результатам вскрытия будет готов лишь завтра.

— Его следует направить мне, — сказал префект. — Отныне всем этим делом занимаюсь я лично.

Андреотти повесил трубку.

— Вот видите, — сказал я. — Марек его убил. Когда он понял, что я обнаружил правду, он избавился от Миртиля. Если не вмешаться немедля, мы останемся без улик!

— Спокойнее, прошу вас, Гаррик, спокойнее! Вы слышали, что я сказал? Отныне всем занимаюсь я сам. Вы больше не в состоянии этого делать. Вам предписан отдых, а я постепенно войду в курс дела. Понимаете, малейший ложный шаг, малейшая неосмотрительность могут иметь непредсказуемые последствия… А эта девица — Мансель, какую роль, в сущности, играла во всей этой истории она?

Я начинал терять терпение. Речь пошла о Режине, тогда как Марек…

— Да никакую, — ответил я. — Миртиль, сами понимаете, с ней совершенно не считался. Он остерегался посвящать ее в свои дела… Нет, господин префект, поверьте мне, тут все совершенно ясно, и нужно арестовать Марека. Как можно скорее. А заодно и его ассистентов!

— Само собой разумеется, — примирительно сказал префект, чем окончательно вывел меня из себя. — Поезжайте — ка домой… Похоже, я спрашивал с вас слишком много, дорогой друг. Настало время мне самому встать за штурвал.

— Запомните, господин префект: Марек опасен. Вы только что убедились в этом сами.

— Да, — мечтательно произнес Андреотти. — Со смертью Миртиля судебная процедура завершена… Ну и дела!

Он почти властно проводил меня до дверей и в последний раз заверил, что все необходимое будет сделано, что я могу на него полностью положиться и моя преданность делу получит полное признание в высших сферах.

Я падал от усталости и желания спать. В такси, увозящем меня домой, я все — таки сделал над собой последнее усилие и перебрал в памяти все, что знал… Нет, я ничего не упустил… все концы сходятся с концами вплоть до мельчайшей детали: слова поддельного Нериса, его столь хорошо разыгранные недомогания, непоколебимая флегма Марека, а затем его дикая паника в тот день, когда жизнь Миртиля после кончины Эрамбля и Мусрона висела на волоске, — ведь он перенес двойную трансплантацию. Но этот дьявол в образе человека сумел — таки выкрутиться. Он придумал версию о попытке Нериса покончить самоубийством. И прикрылся ложью и на сей раз. Он прикрывался ложью с самого начала, тем самым вводя в заблуждение всех нас; он и до сих пор ловко обманывает префекта: я чувствовал, что, хотя Андреотти и потрясен моими разоблачениями Марека, они еще не совсем его убедили. Однако завтра я вернусь к своим служебным обязанностям и объясню ему все, до последней детали. Я сумею его убедить.

Отбросив сигарету, Гаррик перечитал страницы. Осталось написать еще две или три, чтобы опротестовать незаконное решение, в результате которого, так и не уразумев, что, собственно, произошло, он оказался в изгнании — в шести тысячах километров от Парижа. Сколько еще оно продлится? Гаррик посмотрел на конверт, на котором было выведено его рукой: