Якоб Арджуни - Кисмет

Я послушал немного, как парень поливает своего дядю, потом спросил, знает ли он, откуда берутся деньги. Он знал, и не только это. Бледнолицые в основном были беженцами из Боснии, которых принудили к рэкету. Если они отказывались сотрудничать, им угрожали тем, что убьют их оставшихся в Боснии родственников и друзей. А этим занимались, по выражению Звонко, «немецкие друзья хорватской литературы». Однажды ему удалось подслушать, как долговязый втолковывал одному плачущему бледнолицему, что после того, как тот «непотребно вел себя», они вынуждены были принять меры.

— По-хорватски я говорю не очень, но он сказал примерно так: имей в виду, это был только твой брат, а у тебя есть еще жена и дети. Надеюсь, теперь ты наш на сто процентов.

Рэкетиры ведут себя с такой жестокостью, подумал я, что такие, как Ромарио, если они отказываются платить, подвергают смертельной угрозе жизнь всех своих близких.

— Того, долговязого, с его дружками особенно веселило то — это они обсуждали за рюмкой водки, — что среди бледнолицых есть люди всех национальностей: сербы, хорваты, цыгане. Одно из его любимых изречений: «Югославия — это наша шлюха, которую мы посылаем на панель».

— А откуда им известно, какие у беженца родственники и где?

— У них есть списки, не знаю, как они их составляют. Долговязый у них в организации не главный. Там есть и поглавнее. Боссы сидят в Хорватии, а тут, в Германии, есть один надутый немец. Он был здесь два раза и вел себя, как немецкие туристы когда-то вели себя в Хорватии — мне бабушка рассказывала.

— У него еще такие холодные голубые глаза?

— Точно. Смотрит всегда так, будто хочет кого-то трахнуть или убить. Позавчера он приходил сюда и орал на долговязого, как на последнего выдавальщика топчанов на пляже. Мне кажется, что в ближайшие дни у них какая-то важная встреча.

— У шефов?

Он пожал плечами.

— Мой дядя на выходные заказал тонну мясного филе. Это, конечно, не для его завсегдатаев-алкашей.

Я вспомнил об албанце. Не слишком ли я поторопился, включив его в игру против гессенских головорезов Аренса. Но что-то я должен был ему предложить. Нельзя вовлечь албанца в дело, а через несколько дней сказать: извини, я ошибся. Во всяком случае, я не мог так поступить, если хотел остаться в этом городе и продолжать зарабатывать деньги в качестве частного детектива. Сходняк хорватских боссов был очень кстати. Если, конечно, он состоится, и если я смогу узнать когда.

— А ты не знаешь, для чего они пудрятся, носят парики и не говорят ни слова?

— Такой приказ сверху. Но я не до конца понимаю, зачем все это. Однажды видел, как один из-за жары снял парик, так его потом отдубасили в задней комнате. Все эти штучки-дрючки и прикид имеют какое-то значение для боссов.

Наконец я спросил у него про тех двух бледнолицых, которые не появились здесь в последний четверг. Но больше того, что с тех пор о них не было сказано ни слова, он не мог рассказать. В общем, на сегодня было достаточно как для меня, так и для Звонко. Я предложил ему сигарету, и мы вместе выкурили по одной.

Через некоторое время он спросил:

— Мне не надо беспокоиться, что вы меня заложите или?..

— Ни на секунду. Но вообще-то тебе лучше подыскать другую работу. Скоро там начнутся очень крутые дела.

— Вы, верно, шутите? А вы знаете, как трудно нашему брату найти здесь работу?

Я вынул карандаш и листок бумаги из кармана и написал на нем имя и номер телефона Слибульского.

— Продавец мороженого. Устраивает? Насколько я знаю, зарабатывают они неплохо. Позвони по этому номеру завтра утром и скажи, что ты от меня, от Каянкая, — сказал я, давая ему листок.

Он взглянул на него и, поколебавшись, сунул его в карман.

— Благодарю.

— И я тебя благодарю. Если твой дядя или его дружки будут тебя обижать, позвони мне. Чем скорее ты уйдешь из этой лавочки, тем лучше для тебя. — Я протянул ему руку. — Увидимся у Слибульского.

Он кивнул, а потом долго сдерживался, чтобы не расхохотаться. Наверное, он с трудом верил, что человек с разбитой физиономией и с пистолетом в кармане ему ничего не сделал.

Через десять минут я уже мчался из города, как две капли воды похожего на младшую прыщавую сестру Мэрилин Монро, и, если бы не мои ноющие от боли плечи, на прощанье помахал бы Оффенбаху из бокового окна рукой.

Оставив машину в запрещенном для стоянки месте, я поковылял в «Мистер Хэппи». Было около трех часов ночи, и под конец недели в баре в это время работал только один видак. Сотрудники дремали, устроившись на розовых плюшевых диванах, или попивали кофе и отгадывали кроссворды в ожидании последних посетителей. Раздавались только тихие ритмичные стоны, смешанные со звуками рояля.