Саймон Керник: Для смерти день не выбирают

Говорят, один человек не может быть судьей, присяжными и палачом. Некоторые даже говорили это мне. То же самое, подозреваю, мог бы изречь и сам Парнэм-Джоунс. Я во многом с этим согласен, но бывают случаи, когда к правосудию и справедливости ведет только короткий, прямой путь, и тебе ничего не остается, как пойти напрямик, потому что о другом варианте — отпустить человека, совершившего такое, что и представить тошно — даже думать невыносимо.

Я возвращался к машине, когда зазвонил телефон. Номер был незнакомый, поэтому я нажал кнопку приема и не стал ничего говорить.

— Звоню, чтобы узнать, как у вас дела, — сказал Николас Тиндалл. Удивительно, но после всего случившегося за последние сутки его голос был все равно что дуновение свежего ветерка.

— Все кончено, — устало сказал я.

— И люди, пытавшиеся расстроить мой бизнес?..

— Все мертвы. Включая журналистку.

— Мисс Нилсон? Знаете, у меня с самого начала было такое чувство…

— Да, она участвовала в этом.

— Вы огорчены, что ее не стало?

— Я огорчен другим — тем, что она была такой. Хитрой и злобной.

— Мы все такие, какие есть, друг мой.

Тиндалл был, конечно, прав, но я не мог не думать, какой могла бы стать Эмма, не будь ее отцом Эрик Тадеуш. И, что самое печальное, нам никогда не узнать, что было бы, если бы…

— Я должен вам что-нибудь? — спросил он.

— Нет, мы квиты. Вас еще, может быть, подергают, но скоро все прекратится. Обещаю.

— Это мне и хотелось услышать. Благодарю за хорошую работу. Может быть, еще встретимся. Всегда рад воспользоваться услугами такого человека, как вы.

— Нет, спасибо. Поставим точку. Больше мы не встретимся.

— Как хотите.

Я ответил, что хочу именно так, и дал отбой. Потом выключил телефон и забросил его в лес. Остальные проблемы пусть решают другие.

Я ехал на север, пока не добрался до йоркширских болот. Там, среди холодных серых холмов, где не видно ни деревца, ни жилища, я открыл багажник и сказал Тео Моррису, что он может уходить.

— Куда?

— Куда угодно. Но уходи прямо сейчас, пока я не передумал.

Предупреждение сработало. Моррис живенько выскочил из багажника и без оглядки припустил в сторону долины. Наверное, он замерз, устал и не знал, куда попал, но, думаю, у него гора свалилась с плеч.

Я сел в машину и поехал дальше.

Был поздний вечер кануна Рождества, и дождь лил не переставая. Машина доехала до конца дороги и остановилась. Лобовое стекло запотело, и водителя почти не было видно.

Я подождал секунд тридцать, дав ему возможность осмотреться, выступил из-за дерева и подошел сбоку. На мне был длинный серый плащ, серая шапочка-бини, а большую часть лица скрывал черный шарф. В руке я держал запечатанный водонепроницаемый пакет с документом, над которым работал последние три недели, а также координаты того места, где упокоилась Хейди Робс.

Стекло опустилось. Детектив Джон Галлан настороженно посмотрел на меня. Прямой и открытый с виду парень, на пару лет меня моложе, с черными курчавыми волосами и лицом, морщинки на котором говорили, что он не прочь посмеяться в хорошей компании.

— То, что находится здесь, содержит информацию чрезвычайной важности, — сказал я, подходя к окну. Сцена вполне могла бы войти в крутой боевик вроде «Миссия невыполнима».

— Вы уже сказали это по телефону. — Он посмотрел на пакет, потом снова перевел взгляд на меня. — Что это?

— Информация, имеющая отношение к одному старому расследованию. Человека признали виновным и осудили за преступление, которого он не совершал.

— Почему обратились ко мне? — Галлан даже не попытался взять пакет. — Почему не отнесли в ближайший полицейский участок?

— Я читал о вас, о делах, которыми вы занимались, и думаю, вам можно доверять. И еще я думаю, что содержимое документа привлечет ваше внимание. Особенно когда вы увидите имя человека, замешанного в ту старую историю. Важно, чтобы он попал в надежные руки честного человека.

— Как вы добыли информацию?

Я не смог удержаться от улыбки. Типичный для полицейского вопрос, попытка выяснить как можно больше. На его месте я спросил бы о том же.

— Скажем так, меня привели к ней обстоятельства. — Я подал пакет, и Галлан положил его на соседнее сиденье.

— Ничего больше сказать не хотите?

Я покачал головой:

— Ничего. Мне больше с этим делать нечего. — Я отступил от машины. — Спасибо, что приехали. И счастливого Рождества.

— Пожелал бы вам того же, — сказал он, задумчиво глядя на меня, — но я же не знаю, кто вы такой. Может, вы и не заслуживаете счастливого Рождества, а?