Саймон Керник - Для смерти день не выбирают

— Привет, Эмма. — Я поднял пистолет так, чтобы дуло смотрело ей в лоб.

Она сидела на дальней стороне стола, держа в руке бокал с остатками белого вина. Огненно-золотистые волосы были собраны в хвостик, тонкое лицо под ними в одно мгновение превратилось в маску ужаса.

— Деннис, пожалуйста, я все объясню. — Она поставила бокал на стол, и из глаз брызнули слезы. — Он заставил меня приехать сюда. Он…

— Конечно, он, кто же еще. Тебе, похоже, пришлось многое вынести. — Не опуская пистолет, я подошел к столу. — Ты хотя бы представляешь, что сделал этот человек? Представляешь, на какие страдания обрекал других?

— Ты не понимаешь… — Эмма умоляюще смотрела на меня сквозь слезы.

Надо признать, актриса из нее вышла бы отменная. В какой-то момент я и сам засомневался насчет ее роли во всем этом. Хотя и знал — душа ее черна как грех.

— Слава Богу, ты здесь, — продолжала она. — Мои родители у него в заложниках. Уже несколько дней. Он пригрозил, что убьет их, если я не сделаю все так, как ему нужно.

Эмма поднялась. На ней было белое платье без рукавов, в котором она казалась еще моложе.

— Стой, где стоишь.

Ее сотрясали рыдания. Слезы катились по бледным щекам.

— Но, Деннис, они в подвале. Он держит их под замком. Мне нужно спуститься… проверить, как они там. Пожалуйста, Деннис, поверь мне! Я могу это доказать. — Она пошла ко мне, и я предупредил ее еще раз. Но она не останавливалась, зная, что у меня не хватит сил выстрелить. Должно быть, читала в моих глазах что-то такое. В кухне громко стонал и призывал на помощь Тадеуш.

— Хватит, Эмма, остановись. Я не шучу.

Она остановилась. Нас разделяло пять футов, и ее лицо, вся ее поза выражали такую невинность, такую ранимость, такую беззащитность, что у меня дрожали колени. Она была прекрасна в эти мгновения, и ее огромные карие глаза смотрели на меня умоляюще, скорбно, с рвущей душу грустью. И чем дольше она смотрела на меня, тем сильнее мне хотелось поверить ей. Я терял уверенность, и мы оба это понимали.

За спиной послышался какой-то звук, и в следующую секунду кто-то обхватил меня за пояс и выбил из руки пистолет, который отлетел к ногам Эммы. От сильного толчка я ударился головой о стену и задел плечом картину.

Все случилось так быстро, что прежде чем я успел что-то сделать, меня уже поставили на колени, а руку завели за спину. Оглянувшись через плечо, я увидел молодого, плотно сложенного парня в той же форме, что Билл и его приятель. К сожалению, на этом сходство между ними кончалось. Резкий, с короткой стрижкой и обветренным суровым лицом, парень определенно успел пройти армейскую школу, а точнее, судя по быстроте и эффективности действий, морскую пехоту или десант. Я понял, что крепко влип.

Эмма расплылась в счастливой улыбке.

— Как хорошо, что вы успели. Этот человек собирался меня убить.

— Не слушай ее, — прошипел я, но он лишь добавил давления на руку, и я, скрипнув зубами от боли, замолчал.

— Вы, если я правильно понял, говорили о каких-то людях в подвале? — спросил охранник. — Там действительно кто-то есть?

Эмма снова расплакалась, потом наклонилась и подняла мой пистолет.

— Да, мои родители… Их держат там… в заложниках…

Она снова всхлипнула и, резко повернувшись, направила пистолет уже на своего спасителя. Рыдания мгновенно прекратились.

— Но вам не стоит забивать голову такими мелочами.

Я попытался вмешаться, но Эмма не дала мне такого шанса и преспокойно, даже не переставая улыбаться, спустила курок.

Пальцы, сжимавшие мою руку, разжались; охранник пошатнулся и рухнул на пол — с кровавой раной на месте правого глаза. Тело забилось в конвульсиях и затихло. Стреляла Эмма отлично.

— А ты, Деннис, упрямый парень. — Теперь она смотрела на меня по-другому — с холодной, злобной ненавистью, какой я еще не видел в ее глазах. — Пройти столько препятствий. Откровенно говоря, мы думали, что тебя уже взяли и предъявляют обвинения в убийстве. Да, такой поворот следовало предвидеть. Мы тебя недооценили.

— Кто вы? — прошептал я, не зная, что еще сказать.

— Мы? Ну во-первых, конечно, я, Эмма Нилсон, женщина, с которой ты переспал. И он… — она кивнула в сторону кухни, откуда доносились стоны Эрика Тадеуша, — мой отец.

Она взяла со стола бокал и отпила вина, явно наслаждаясь моей реакцией и своей победой и не обращая никакого внимания на мертвого охранника, лежащего на полу всего в нескольких футах от нее. Почему я был так слеп? Почему не разглядел за маской притворства ее истинную суть? Куда только подевалось чутье, которым я так гордился?