Вячеслав Сухнев - В Москве полночь

— Как же, как же… Минутку. Так. Вы должны позвонить Игнатию Павловичу. Телефон тот же, но последние цифры двадцать два.

Эх, как можно ошибиться в человеке, подумал Толмачев, вешая трубку. Сушеный окунь… А Василий Николаевич ему пароль доверяет, который использует только на связи с Толмачевым. Игнатий Павлович — Павелецкий. Игнатий Кириллович — Киевский. Игнатий Борисович — Белорусский. И вся нехитрая арифметика. Людные вокзалы. И в центре.

Пока ехал на Павелецкий, не раз возвращался в мыслях к капитану Максимычеву. Курит по часам. И в сортир, наверное, ходит по расписанию. Бумаги ведет, обезличенные документы. С аналитиками Василий Николаевич сам работает. Выходит, чувства личной преданности не чурается капитан Максимычев. Тоже нечастое по нынешним временам свойство.

А Василия Николаевича, если правильно понимать иносказания капитана, не отсекли, а спрятали. До тех пор, пока с водопроводчиком и его компанией окончательно не разберутся. Иначе подполковник не смог бы дать Максимычеву задание позаботиться о Толмачеве.

…На Павелецком, как всегда, кипела крутая толчея. Астраханский скорый крепко опаздывал, что вовсе его не красило. У второго пути, куда должны были подать состав, из встречающих образовалась хмурая нетерпеливая демонстрация. В густой толпе и хоронился Толмачев до назначенного срока рандеву. Опять подошел знакомый по Вильнюсу связник, опять они спичками обменялись. Все, как раньше.

Только сумки знакомой в камере хранения не оказалось. А заложили в ячейку на сей раз потрепанную темно-синюю папку из пластика, с кнопкой. Не папка — мечта начинающего борзеть бюрократа.

Сел Толмачев в пустую электричку с опущенным пока токосъемником и при тусклом свете покопался в папке. Обескуражили его результаты раскопок. Нашел он паспорт на имя Горбанкова Николая Степановича, со всеми положенными печатями и пропиской. Толмачев, вернее, Горбанков, оказывается, жил в Кунцевском районе и был, слава Богу, холостым. Английской булавкой к подкладке папки пришпилили связку ключей, надо полагать, от квартиры. Еще раз, запоминая, высмотрел в паспорте новый адрес. Легенда, стало быть, прежняя — под именем Горбанкова, экспедитора нефтеперегонного завода, он в Вильнюсе и работал.

Ну, а самое главное, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Из паспорта бумажечка выпала. На ней круглыми ровными буковками подполковник написал: «Схоронись и замри. Высовываться опасно. Закончится все — найду. Д-2 — Сам. Ж. у.»

Под скамейкой сильно и ровно загудело, света над головой прибавилось. Запоздавшие пассажиры шумно прыгали в вагон. Толмачев вышел в тамбур, подождал, пока металлический голос пробормочет про осторожно и про двери закрываются и вышагнул на платформу. Электричка дернулась и поплыла в ночь без него.

Он медленно пошел на набережную Москвы-реки — думать. Конец текста читался просто — Василий Николаевич успехов желал, только и всего. А вот «Сам.»? Сам — в смысле начальник управления? Очень занимательно. Почему подполковник не мог полностью написать фамилию? Время у него было, если так тщательно буквы рисовал. Боялся? А посылать паспорт с новой фамилией, адресом и мордой лица — не боялся?

Ладно. «Сам» — либо Самарин, либо Самвелов. Вполне возможно, в управлении есть еще десяток или два десятка людей с подходящими фамилиями. Но Толмачев знает только Самарина и Самвелова. И подполковнику сей факт известен. Вот он и дает звоночек. А ты, Толмачев, выбирай.

Итак, Самарин. Работает в отделе стратегических мероприятий. Иногда контачит с Толмачевым по проблемам химии. Точнее, по проблемам взрывчатых и отравляющих веществ. Не так давно просил присоветовать, кому заказать взрывчатку в форме тюбика зубной пасты…

Самвелов. Старший разработчик в отделе Василия Николаевича. Толмачев его знает плохо — разные темы ведут. Живчик, с карманными эспандерами не расстается, укрепляет кисти рук, словно в грузчики собирается, если выгонят. Несмотря на бзик с эспандерами — толковый, видать, мужик, раз уже старший…

Под мостом дышала и тускло блестела река. Крохотный буксир с сигнальными огоньками на мачте тащил грузную черную калошу. Значит, далеко еще до полной победы самоходного флота… Вода за баржей шевелилась и дрожала в неверном городском мареве. Толмачев спустился к парапету, аккуратно, в мелкие клочья, изорвал старый паспорт, удостоверение института химии растений и водительские права. Сложил в кучку и поджег. На огонек из мрака выгреб поздний хмырь, дохнул перегаром: