Росс Макдональд - Смерть на выбор

— Ну, что скажешь? — воскликнул Даузер, повернувшись ко мне. — Этот самый Гладстон был большой шишкой в Англии, лорд или вроде того.

— Премьер-министр, сэр, — подсказал старик.

— Вот-вот, премьер-министр. Ладно, можешь идти, Фентон.

Даузер настоял, чтобы я тоже выпил снятого молока на том основании, что оно очень полезно для пищеварения. Мы сидели рядышком за стойкой бара и пили ледяное молоко из оловянных кружек. Даузера это развеселило. Он хлопал меня по плечу, говоря, что я честный человек и он меня за это уважает. Он хотел что-нибудь для меня сделать. Прежде чем мы допили молоко, он предложил мне работу за четыреста долларов в неделю и дважды продемонстрировал свой туго набитый бумажник. Однако я ответил, что предпочитаю работать на себя.

— Работая на себя, ты двадцать тысяч в год не сделаешь.

— Ничего, мне хватает. К тому же, кроме денег, у меня есть будущее.

Я наступил ему на больную мозоль.

— Что ты хочешь этим сказать? — Глаза его еще больше вылезли из орбит, похожие на черных пиявок, присосавшихся к его лицу.

— На рэкете долго не протянешь. Если даже повезет, продержишься в деле не дольше, чем профессиональный боксер или бейсболист.

— Я занимаюсь законным бизнесом, — с нажимом сказал он. — Когда-то баловался букмекерством, что греха таить, но с этим давно покончено. Теперь я законы не нарушаю.

— Даже законы, касающиеся ответственности за убийство? — Я терял терпение, а вместе с ним и осторожность.

Однако вопрос потрафил его тщеславию.

— Я даже повестки в суд ни одной не получил, — с гордостью заявил он.

— Сколько людей вы потеряли за последние пять лет?

— Откуда мне знать, черт побери. Конечно, текучесть у меня большая — такой уж это бизнес. Я же должен защищаться от конкурентов, должен оберегать друзей. — Он соскользнул с табурета и принялся расхаживать по комнате. — Скажу тебе одну вещь, Арчер: я собираюсь жить долго. В нашей семье все жили долго. Деду моему уже за девяносто перевалило — хочешь верь, хочешь нет, — а старик еще хоть куда. Так что я держусь в форме и, ей-богу, собираюсь дожить лет до ста, на меньшее не согласен. Ну, что ты на это скажешь? — Он снова ткнул себя кулаком в живот. Несильно.

Я подумал, что Даузер здорово боится смерти, и понял, почему он не выносит одиночества. Я промолчал.

— До ста лет доживу, не меньше, — повторил он, словно стараясь убедить самого себя.

Я услышал, как хлопнула входная дверь. В комнату вошел Блэйни.

— Отвез ее домой? — спросил Даузер.

— Высадил на углу. Перед домом стояла патрульная машина.

— Легавые? Зачем она им понадобилась?

— Сегодня утром был убит какой-то Даллинг, — сказал я, поглядывая то на того, то на другого.

Даузеру, судя по всему, это имя ничего не говорило.

— Кто такой? — спросил он.

— Друг Галли, — ответил я. — У полицейских будет о чем ее порасспросить.

— Думаю, ей лучше держать язык за зубами, — сказал Даузер без особой тревоги в голосе. — А что случилось с этим парнем?

— Понятия не имею. Всего хорошего.

— Звякни мне, если что узнаешь. — Он дал мне номер своего телефона.

С возвращением Блэйни Даузер потерял ко мне интерес. Я дошел до двери без провожатых и шагнул на улицу. Однако облегчение я почувствовал, лишь когда выехал на автостраду.

У меня было несколько вопросов к Галли, которые я хотел задать ей наедине, но меня опередила полиция. Я всегда предпочитаю уступать приоритет полиции — особенно когда она уже на месте. Поэтому я не свернул с шоссе, а поехал дальше на юг через Санта-Монику.

Шел уже пятый час, когда я добрался до больницы в Пасифик-Пойнте. Не задерживаясь у справочной, я поднялся прямо в двести четвертую палату. Однако кровать Марио Тарантини оказалась пуста. На другой лежал какой-то мальчуган с книгой комиксов в руках.

Еще раз проверив номер палаты, я прошел в конец коридора, где была комната медсестер. Старшая сестра подняла глаза-буравчики от истории болезни и неприветливо посмотрела на меня.

— Часы посещения уже закончились. Правила пишут для того, чтобы их соблюдали.

— Вы совершенно правы, — поспешил согласиться я. — А мистер Тарантини что, уже выписался?

— Мистер кто?

— Тарантини, из двести четвертой палаты. Где он?

Ее заостренное, угловатое лицо приняло сурово осуждающее выражение.

— Дома, наверное. Хотя никто его не выписывал. Он ушел сам, несмотря на запрет врача и в ущерб собственному здоровью. Вчера вечером он оделся и самовольно покинул больницу. Вы, должно быть, его друг?