Джон Макдональд: Смерть в пурпурном краю

– Когда повезете ее домой, заверните сюда. Столько сплетен мне нарассказали, аж голова гудит. Завтра начнем проверять документацию в банке, не думаю, чтобы Джас очень уж тщательно заметал следы. Фиш Эллери уверяет, что там живет женщина, с которой он был связан больше всех. Вроде было это лет двадцать пять назад, еще при жизни Кэба. Тогда ей было семнадцать – восемнадцать, мексиканка с изрядной примесью индейской крови, горячая гордая девушка. Значит, сейчас ей сорок два – сорок три года. Вспомнил ее девичью фамилию – Эмпер. Джас, говорят, едва-едва не потерял голову. Путешествовал с ней, делал подарки, держал при себе почти целый год. Вот и все, что знаем. Правда, Барнед-Уэлс и не деревня даже, просто поселок.

– Хоть дорога там есть?

– В него упирается проселочная двадцатипятикилометровая ветка, идущая от шоссе номер 100. В поселке живут люди, обслуживающие тамошние ранчо, уже не из нашего округа. Молодежь оттуда уезжает. Несколько хижин, лавочка. Бензоколонка и часовенка из необожженного кирпича. Эта Эмпер, возможно, уже давно в гробу или куда переехала. А может, вы ее найдете, но она ничего не скажет.

– Надеюсь, у вас есть следы и получше?

– Есть. Я уже направил своих людей. Возвращайтесь, если что-то узнаете. Я еще буду здесь.

В половине девятого мы с Изабелл остановились перекусить в ресторане мотеля на южной окраине города. Я рассказал ей о новых направлениях в расследовании, повторил, что сказал мне Джас и какое поручение дал шериф. Она не реагировала.

– Тебя это не интересует? – спросил я.

– Наверное. Тревис, эмоционально я опустошена. Сегодня такой странный день. И это ожидание. Как в аэропорте при пересадке. Да, я, конечно, хочу знать, кто убил моего брата. Сейчас у меня такое чувство, словно он умер много лет назад. Или как будто я знаю, что он вот-вот умрет. Он в этой истории был всего лишь ни в чем не повинным зрителем.

Она хмуро смотрела на меня через стол – темные очки сняла.

– Попытка самоубийства – это особый поступок. Так или иначе, все равно что-то в себе убьешь. Может, способность глубоко чувствовать. Не знаю. Я сама себе чужая. Нужно обдумать, кто я и кем стану. Словно я порвала со всем на свете. И при этом ощущаю такую необычную... неуместную радость. Каждую минуту. Как будто электрическая искра проскакивает, как радость в ожидании каникул. И ведь нет никаких причин. Кто знает, что-то случилось... с моим мозгом.

– Попробую отгадать. Может, рада, что осталась в живых?

– Не исключено. Во всяком случае, пробовать снова не стану.

На автомобильной карте эти двадцать пять километров к Барнед-Уэлсу представляли собой тонкую пунктирную голубую линию, отходящую от автострады номер 100 километрах в десяти севернее Ливингстона. Я сбросил скорость, чтобы не прозевать проселочную ветку, запомнить местность для обратного пути.

– Возьми меня с собой, – попросила Изабелл.

– Зачем?

– Не знаю. По крайней мере хоть что-то сделаю. Если ее найдешь, может, со мной она будет более откровенной.

Так мы и свернули. Узкая дорога из песка с гравием тянулась по выжженной солнцем земле, и в эту ясную звездную ночь местность четко вырисовывалась с обеих сторон. Мы ползли по дикому марсианскому краю, дорога, петляя, продиралась между нависшими скалами, песчаными холмами и кактусами. Машина тряслась, подпрыгивала и кренилась, фары высвечивали то здесь, то там жестянки от пива или красные заячьи глаза. Потом дорога плавно спустилась в широкую долину вдоль величественно возвышавшихся кактусов, подобных трубам органа, и устремилась к далеким огонькам, трепетавшим у подножия черной горы в конце долины.

Весь поселок Барнед-Уэлс состоял из одной широкой, но короткой незамощенной улицы. Все уже спали. Огни, которые мы видели, оказались газолиновыми фонарями. Одна лампа висела под крышей веранды перед лавкой, где на перилах, ступеньках и стульях сидела кучка мужчин. Они пили пиво. На перилах стоял радиоприемник, включенный на полную мощность. Остановившись перед бензоколонкой, я вышел. При моем приближении музыка сразу смолкла. Их было девять человек – все средних лет и старше. Под ярким светом лампы тени были непроницаемы, краски исчезали, так что безмолвная, неподвижная группа напоминала передержанную черно-белую фотографию.

Остановившись перед верандой, я поздоровался:

– Добрый вечер.

Никто не отозвался. Вместо ответа кто-то сплюнул через перила.

– Мне нужна помощь.