Деннис Лихэйн: Глоток перед битвой

— Мы дали сенатору Полсону час на размышление: либо он добровольно является в полицейский участок Марблхэда, либо мы доставляем его туда силой.

Дэвин молчал. Он стоял рядом со своим товарищем, прямой как палка, и курил сигару длиною с «Боинг».

Корреспондент попытался взять у Оскара интервью:

— Сержант Ли, ваш начальник, похоже, доволен тем, как проходит операция?

— Не то слово — доволен. Он просто в штаны наложил, то ли от радости, то ли... — Но тут пошла реклама, и конца ответа я так и не услышал.

Я пощелкал пультом. По седьмому каналу показывали Стерлинга Малкерна. Он поднимался по ступенькам Капитолия в окружении толпы репортеров. Джим Вернан бежал за ним, отставая на несколько шагов. Малкерн, отбиваясь от наставленных на него микрофонов, твердил одну и ту же фразу: «Комментариев не будет». Наконец он исчез в дверях. Я-то, дурак, надеялся, что он внесет в шоу некоторое оживление, бросит телевизионщикам что-то вроде «не помню, не знаю», но с радостью догадался, что все это неспроста, я не стою номером первым в списке его неотложных дел.

Энджи проснулась и уже несколько минут лежала, подперев голову рукой. Глаза ее, хотя и припухшие ото сна, смотрели ясно.

— Иногда, Юз, и от нашей работы бывает польза.

Я уселся на полу возле дивана. Я посмотрел на нее:

— А у тебя по утрам волосы всегда стоят дыбом? — Не очень остроумно, особенно если учесть, что я сидел у ее ног. Так что мне ничего не оставалось, как сказать: — Ох, что это я!..

Она встала с постели, накинула мне на голову простыню и спросила:

— Кофе?

— Не откажусь, — сказал я, отбросив простыню.

— Так пойди и свари, да постарайся, чтобы на двоих хватило. — Она пошла в ванную и включила душ.

На пятом канале спозаранок началось журналистское расследование. Двое ведущих пообещали оставаться со мной, пока не выяснятся все обстоятельства дела. Я уж было собрался позвонить на студию и посоветовать им заключить с ближайшим рестораном договор о поставке пиццы сроком на десять лет, если они так уж хотят докопаться до истины, но потом раздумал. И без меня сообразят.

По седьмому каналу Кен Митчем известил телезрителей, что это, возможно, величайший скандал со времен дела Керли.

Я переключился на шестой канал. Передача шла полным ходом, там уже принялись за Чарльза Стюарта, делая упор на расовые аспекты проблемы, что позволяло провести параллель между обоими делами. Проводя эту параллель, Уард улыбался, — впрочем, он всегда улыбается. Лора же, напротив, хмурилась и негодовала. Лора — черная. Понять ее можно.

Энджи вышла из душа. На ней были мои серые шорты и белая махровая тенниска. Тенниска тоже была из моего гардероба, но будь я проклят, если она не сидела на ней лучше, чем на мне.

— А где же мой кофе? — спросила она.

— А там же, где и колокол. Дай мне знать, когда найдешь то и другое.

Она нахмурилась и, нагнув голову набок, стала расчесывать волосы.

На экране телевизора мелькнула фотография мертвого тела Сосии. Расческа замерла в ее руке.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил я. Она кивнула в сторону телевизора:

— Прекрасно, пока не думаешь об этом. Пойдем-ка пройдемся.

— А куда?

— Не знаю, друг мой, каковы на сегодня ваши планы, но что касается меня, то я намерена потратить часть полученного гонорара. И мы обязаны, — тут она встала, откинув волосы, — навестить Буббу.

— А ты не думаешь, что он на нас зол?

Энджи недоуменно пожала плечами:

— Двум смертям не бывать.

Мы зашли в магазин, где торговали всякими компьютерными причиндалами. Я выбрал ему подходящий журнал и пачку дискет с играми из серии «Убей террориста-коммуниста». Энджи купила для него куклу, изображавшую Фредди Крюгера, и пять последних номеров журнала «Джагс».

Полицейский, охранявший двери палаты, сделал несколько телефонных звонков и в конце концов пропустил нас. Бубба валялся на койке и читал растрепанную «Поваренную книгу анархиста», где сообщались новейшие рецепты изготовления ядерной бомбы на заднем дворике. Он оторвался от книги и посмотрел на нас — секунду, не больше. Но за эту секунду, показавшуюся мне вечностью, я так и не смог понять — злится он на нас или нет.

— Наконец-то явились, — сказал он.

И я вздохнул полной грудью.

Таким бледным я его еще никогда не видел. Вся левая половина груди и рука были закованы в гипс, но, если не принимать во внимание эту мелочь, выглядел он куда бодрее иных гриппозников. Энджи склонилась над ним и поцеловала в лоб, а затем внезапно обняла его за шею, приподняла его голову и, закрыв глаза, прижала к груди: