Никита Воронов - Зона поражения

— То есть как?

— В общем-то, я и сам не отчетливо принцип действия представляю, — пожал плечами собеседник, — но прибор хороший. Все «жучки», «закладки» и прочую электронную гадость вырубает намертво! Радиус действия невелик, да ведь нам с вами много и не надо, верно?

— Собственно, не понимаю… Это же запрещено! Как вас охрана-то пропустила?

— Пропусти-или. А кому в голову придет? С виду — нормальная кассетная «Легенда», да еще и не новая к тому же!

— Знаете что, молодой человек! — Хозяин встал, сурово сдвинул брови и оперся кулаками в столешницу. — Должен заметить…

— Только не надо мне говорить про журналистскую этику, мальчишество, игры в шпионов! И про службу безопасности, которая все кабинеты проверяет регулярно, а даже если бы и не проверяла, то…

— …то мне от соотечественников скрывать нечего! — Иван Альбертович уже справился с собой. — Идите отсюда. Жаль, но я вынужден буду выразить свое категорическое неудовольствие вашему главному редактору… Мы с ним, кстати, увидимся сегодня, на приеме в Совете Федерации.

— Ради Бога, не расстраивайте старика! — Гость даже не стал делать вид, что готов оторваться от стула. — Да и сами не того… берегите нервы.

— Что-о-о?

— Гляньте… И не надо так кричать! Прибор дает защиту только от электронных способов контроля, а вовсе не от банального подслушивания.

Тон гостя каким-то странным образом подействовал на Ивана Альбертовича. Не то чтобы он был напуган, но… Всего одним движением можно было дотянуться до кнопки тревожной сигнализации, а вот именно этого-то движения хозяин как раз и не делал.

— Что еще?

— Да вы не бойтесь… гляньте! Может быть, вслух прочитать?

— Я грамоте обучен.

Копия справки бывшего Главного управления исправительно-трудовых учреждений свидетельствовала: Иван Альбертович далеко не всегда принадлежал к российской политической элите. Некоторый отрезок своей жизни он провел в заведении, обозначенном незамысловатой комбинацией букв и цифр. Начало срока… конец срока. Тут же фигурировала и статья Уголовного кодекса — восемьдесят девять, часть три.

— Ну? Ну и что?

— Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи… с проникновением в помещение или иное хранилище. Так ведь?

— Пошел вон.

— Как прикажете… — Гость не шевельнулся.

— Мне тогда еще шестнадцати не исполнилось. С кем не бывает… Судимость давно погашена, так что сенсации из этого не слепишь, не старайся! Невзоровские лавры покоя не дают?

— Да куда уж нам! — почему-то корреспондент вовсе не выглядел обескураженным. — Хотя… Этакий поворот сюжета — сын тюремного надзирателя попадает в лагерь!

— А это-то при чем? Кому дело до того, какие погоны носил мой отец?

— Верно… В общем-то тоже — военнослужащий!

— Я вызываю охрану — или сам уберешься?

— Сам… Только вот это еще — гляньте.

— Жаль, что придется охрану звать. Я бы тебя сейчас по-мужски, собственными руками… Нельзя. Вон!

Вид его был суров и грозен.

— Ухожу, но… всего две бумажки, а? Для интереса?

Хозяин брезгливо пододвинул к себе листки. Молча пробежал глазами. Задумался. Сел на место:

— Чего тебе надо?

Собеседник, однако, казалось, и не обратил внимания на столь резкую перемену. Глядя куда-то поверх головы Ивана Альбертовича, он продолжил тоном лектора-общественника:

— Ну-у… Подумаешь, выгнали из института, с первого курса! И не «за политику» вовсе, а за пошлые кражи в общаге. Так это же все при старом режиме было, верно? Среда, обстоятельства… Промоет газета косточки, потреплет фамилию — и все. Коллеги по парламенту в обиду не дадут!

Затянувшийся монолог прервался негромким мурлыканьем того же, сугубо «личного» телефона. Хозяин протянул было руку к трубке, но передумал… В полном молчании оба дождались окончания длинной серии звонков — кто-то оказался назойлив и в отсутствие абонента поверил с трудом.

— Супруга?

— Короче. Чего тебе надо? — Предстояла сделка, а в сделках депутат был отменно силен. Это сейчас его деятельность периода угара перестройки деликатно именуется «экспортно-импортными операциями». А тогда запросто можно было и головы лишиться — металл в Эстонию, спирт из Польши… Из первого «пиратского» поколения мало кто жив остался — одни сами в землю ушли, другим помогли люди добрые. Хорошо, что кто-то надоумил во время в политику соскочить!

— Ну? Чего надо?

Но собеседник, видимо, растягивал удовольствие: