— Было такое.
— Как бы они тебя не подцепили на крючок, Костик. Они ведь тоже ребята ушлые. Они свои деньги ищут.
Я сразу вспомнил про тридцать две тысячи долларов, обещанные мне Марком. Предложение казалось все более соблазнительным, только... Только заработать эту сумму я мог, лишь подставив Сидорова в качестве приманки, чтобы сбежались по его душу вооруженные до зубов убийцы... Не хотелось мне устраивать такое, совсем не хотелось.
— И еще одно, — сказал Гарик. — Наша агентура среди уголовников дала информацию, что в деле «Европы-Инвест» замешан Гиви Хромой. Как тебе такое?
— Он замешан там со вчерашнего дня, — ответил я. — Налет организовывал не он.
— Откуда ты знаешь? — изумился Гарик. — Про вчерашний день...
Я загадочно улыбнулся. Я мог бы рассказать, как подслушал телефонную беседу Гиви с неизвестным партнером, но предпочел отмолчаться, сохранив значительный вид.
— Его подключили к поискам Сидорова, — небрежно сообщил я.
— И я очень не завидую вам с Сидоровым, — сказал Гарик. — Когда играешь в одиночку, Костик, то тебя очень легко раздавить. Особенно такому человеку, как Гиви.
— Зато у меня всегда большие возможности для маневра, — парировал я. — Я как маленькая рыбка — проскальзываю сквозь сеть...
— Гиви не рыбачит сетями. Гиви глушит рыбу динамитом, — заметил Гарик и помахал мне рукой.
Гарик направился к Управлению внутренних дел. Ему предстояло еще часов девять торчать в этом заведении, где по ночам происходят несколько странные вещи. Во всяком случае, со мной. «Только с тобой они и происходят», — сказал бы, наверное, Макс. Но в ближайшее время я вряд ли услышу его комментарии на свой счет. А жаль.
Гарик ушел, а я подумал, что в данный момент мне не помешал бы длинный, как трамвай, «Линкольн», куда бы я мог забросить свое разбитое тело. И чтобы это тело было потом доставлено по адресу...
Однако никто не собирался подавать мне «Линкольнов». Я бы согласился и на «девятку», но и тут вышел облом. Я порылся в карманах и понял, что такси мне этим утром не по карману. Пришлось добираться на автобусе, и я не знаю, где мне сильнее намяли бока — в кабинете Козлова или в общественном транспорте. Единственным удовольствием в этой поездке был вид белого «жигуленка», вяло тащившегося за автобусом. Я даже хотел показать своим преследователям язык, но не обнаружил в себе сил для этого. Да и стекла в автобусе были такими грязными, что со стороны никто ничего не заметил бы.
Меня выдавили на автобусной остановке из дверей, как зубную пасту из тюбика. Я поплелся домой. «Жигуленок» пытался выдерживать такую же скорость, но не смог. Машина обогнала меня, остановилась у подъезда, и две пары заботливых глаз проследили мой долгий путь домой.
Вдобавок ко всем несчастьям навстречу мне из подъезда выкатился Ленкин муж с чемоданчиком в руке. Увидев меня, он замер, как сеттер в охотничьей стойке. Похоже, он колебался — стоит ли начинать свалку немедленно или сходить домой переодеться, а уже потом броситься на обидчика. То есть на меня.
Я в свою очередь чувствовал себя верблюдом, пересекающим огромную пустыню. Ленкиного мужа я принял за мираж и проследовал мимо, не удостоив его взглядом. Тот, еще больше оскорбленный моим равнодушием, пропыхтел что-то злобное и матерное, а затем направился по своим делам.
Я стал раздеваться еще в лифте. Расстегнул пуговицы на плаще и взялся за брючный ремень. Тут дверцы лифта раскрылись, и я столкнулся лицом к лицу с пенсионеркой из сороковой квартиры. В былые времена она уважала меня за то, что пустые бутылки я оставлял именно у ее двери. Но сегодня я упал в ее глазах. Бабка уставилась на мои пальцы, теребящие пряжку ремня, и попятилась назад.
Не вдаваясь в объяснения, я вышел из лифта и — к своей безмерной радости — наконец-то оказался дома, в своей квартире, отгородившись стенами от Гиви Хромого, Козлова, Разговорова, Ленкиного мужа, бабки из сороковой квартиры и всех прочих...
То есть это я так подумал, что отгородился. На самом деле все вышло немного не так. Просто в тот момент, когда я стянул с ноги второй ботинок и приготовился рухнуть на кровать, чтобы забыться... Просто в этот момент я обнаружил, что моя кровать занята.
На ней сидела женщина. И все бы ничего. Не в первый раз женщины сидели на моей кровати. Я мог бы попросить женщину подвинуться. Но только не эту женщину.
Потому что тем же легкомысленным движением, каким нормальные дамы вертят между пальцев подаренную мужем безделушку, эта, с позволения сказать, дама вертела на пальце «парабеллум», в скобу которого был продет ее указательный палец.
Читать дальше