Боб Джадд - Финикс. Трасса смерти

— Тебе нравится эта толпа внизу?

— Да. Если бы не было толпы, не было бы и меня. И еще я люблю их деньги. Поверь, быть богатым — приятно, Форрест! А теперь давай-ка, давай еще раз, чего бы ты хотел? Серьезно!

Я вспомнил Сьюзен, ее связь с Алистером, и мне захотелось, чтобы все это никоим образом не было связано с гибелью Фила. Сьюзен, Сью Вторая и Джош — стали мне как родные. Вспомнил свою пустую квартиру на Холленд-парк — берлогу одинокого волка. Стал вспоминать, как давно женские руки ласкали меня, думать о том, как остановить Нотона, наезжающего на меня. Остановить, утопить! Чтоб и следа не осталось! Через день я его увижу. Я хотел не много, и у меня было в изобилии все то, что называют жизнью, хотя жизни еще и не было. Я думал об этой привлекательной агрессивной тридцативосьмилетней женщине напротив, еще играющей девочку, внешне грубую, как резиновая кукла, и жалкую, заплаканную, как девчонка. Вирджиния — она же Джейнис Корловски — вся переливалась по милости осветителей, направивших на нее свет ярких ламп, установленных на подставках. Ее огромные серосиние глаза в прожилках вен моргали от этого света. Все это организовала она сама, и притом почти по капризу, и летела сюда двенадцать часов. Ради чего? Ради продвижения в карьере? Ради меня? И я понял, что устал быть пешкой, устал быть игроком, помимо своей воли участвующим в крупной игре.

— Что бы я хотел, — ответил я, — это выиграть гонки «Формулы-1».

— Вот это мне в тебе и нравится, — воскликнула Вирджиния, потянувшись через стол и коснувшись моего лица. — Ты такой ребенок! Довольствуешься такой мелочью!

Может, с ее точки зрения это было мелочью. Но я так не считал. Возможно, это было моей ошибкой — довольствоваться малым. Возможно, если бы я стремился к большему, все было по-другому.

— А ты такая взрослая! — ответил я. — И несчастлива, имея так много!

— Все это — дерьмо! — заявила Вирджиния настолько громко, что к нам обернулись люди, сидевшие за столиками, расставленными вокруг нас, как декорации на сцене.

— Тогда зачем ты здесь?

— Форрест, — сказала она, беря меня за руку, — что ты хочешь, чтобы я сказала?

— Скажи «спокойной ночи»!

— «Спокойной ночи»? Что ты имеешь в виду? — Ее бледное лицо начало краснеть.

Мне как-то говорили, что нрав у нее ужасный. У меня шевельнулась ленивая мысль, а как она поведет себя, если что-то будет не по ней?

— Послушай, я вычитала об этом заведении в журнале, — обратилась она ко мне. — Оно считается крупнейшим рестораном в мире. Ты не поверишь, но на десерт здесь подают грушу. Нам предстоят еще съемки в «Катафалке». Там эта новенькая девочка, француженка — да как же она себя называет, Кокиль? Так она всякие сексуальные штуки проделывает прямо на сцене, мне надо взглянуть на нее, о ней сейчас много говорят. Там все для нас уже организовано. Я проделала весь этот путь, чтобы увидеть тебя, а ты все, что хочешь от меня, это чтобы я сказала: «Спокойной ночи»?

Я отодвинул стул и встал.

— Вирджиния, — сказал я, — прошлой ночью погиб мой друг. Я сейчас возвращаюсь в отель, и ты можешь ехать со мной, если хочешь. Или можешь заехать к Кокиль. Я пошел спать.

— Ты — ПОДОНОК! — ответила она, тоже вставая.

Я кивнул метру, который стоял подле Вирджинии на случай, если она пожелает что-либо, Лорансу, который опустился на колени на ковер, фотографируя ее, и прошел мимо молчаливых, хорошо одетых мужчин и женщин за столиками, пожирающих нас глазами.

На лифте спустился вниз, вышел через парадную дверь, сунул привратнику пятидесятифранковый банкнот и молча остановился, вглядываясь в самых настойчивых, все еще стоявших за полицейским желтым ограждением. Мое появление было встречено без интереса. Они знали, что настоящая звезда все еще внутри. Привратник придерживал передо мной открытую дверь такси, и тут в толпе раздался возглас, а затем послышались крики «ВИИИИИИИРЖИИИНИИЯЯ!».

Они пролезли за ограждение, и ей пришлось проталкиваться сквозь них, а Лоране и другие фотографы держали свои камеры над головой, мелькали вспышки. И вот тогда был сделан еще один снимок, тот, где она протискивается через толпу ко мне и который шайка рекламщиков из «Шанталь» продала в британские газеты. Потом про фотографию Панагян заявил, что это — гениальное творение. Она схватила меня за руку и прошептала на ухо:

— Ты — настоящий хрен!

Я сказал водителю ехать в «Крийон». Вирджиния опустила стекло в двери.

— Только не заблуждайся, — предупредила она, высовываясь из окна и махая рукой толпе в фейерверке фотовспышек.