Боб Джадд - Финикс. Трасса смерти

— Может быть, это ошибка, — пробормотала она, когда я укрывал ее одеялом. — Может, это был не он.

Я вернулся к машине и поехал назад в Пьюри-Энд. До дома Сьюзен пять миль, полиция уже уехала, и было достаточно светло, чтобы выйти из машины, пересечь желтое покрытие дороги и осмотреться. Но я не затормозил.

Подъехал к парадному входу, бесшумно поднялся по задней лестнице в свою комнату, в десять минут собрал чемодан, бросил его в багажник и умчался в Лондон.

В 5.30 утра в Лондоне в первый день июля воздух чист, а автомобильное движение, как сейчас выражаются по радио Большого Сити, ненапряженное. И поскольку дома и деревья были окрашены в серый цвет, возникало ощущение, что мир как-то странно выглядит. По-иному. Как будто исчезла какая-то часть материи. Как будто за ночь распалась каждая вторая молекула и дома по Ноттинг-Хилл существовали только отчасти, такими они казались невесомыми, призрачными. Еще не зыбкие, но уже не совсем плотные.

Согласно некоторым исследованиям, британские дети по достижении восемнадцати лет успевают увидеть по телевидению более ста тысяч актов насилия и более десяти тысяч убийств. Не уверен, видел ли я лично столько ужасов по телевидению, потому что смотрю его редко. Но могу сказать, что, когда видишь настоящее насилие вблизи, оно кажется почти знакомым, как будто это всего лишь еще одна сцена из кинофильма или новой программы, только названия не вспомнить. Но есть в этом и что-то новое, незнакомое. Как будто снимали не тем объективом — слишком близко и слишком ярко. Пятна крови на расщепленном дереве, впитавшиеся в ствол, навсегда останутся красными. Ты всякий раз будешь цепе’неть, когда увидишь в фильме, который показывают ночью, или в вечернем выпуске новостей, разорванных в клочья актеров, солдат, придурков и бабушек, и муравьи, пожирающие куски твоего друга, возникают в твоей памяти, воскрешая весь тот ужас, которому ты был свидетелем, заставляя тебя вновь и вновь переживать те же самые печаль и горе. Шок притупляет мозг, но все равно знаешь, что будешь хранить в памяти эту картину, содрогаясь от ужаса. Отныне ты уже никогда не посмотришь на своих друзей теми же глазами, что и прежде. Всегда будешь думать, что и с ними может случиться то же самое. И с тобой тоже.

Насилие и жестокость, когда их видишь воочию, уносят напрочь уверенность и безмятежность и не вернут их вновь.

Я подъехал к своей квартире на Холленд-парк, понимая, что в девять все равно придется вставать, чтобы насытить счетчик на стоянке новой горстью двадцатипенсовых монет, хотя, впрочем, к черту все это, пусть отбуксируют этот «аламобиль» куда угодно. Сьюзен как-нибудь это переживет. Поэтому я поднялся на пятый этаж, дважды повернул ключ и прошел в квартиру мимо груды почты, в основном предупреждений и уведомлений, и мигающего автоответчика. Вошел в спальню, сбросил одеяло, снял туфли, и тут зазвонил телефон.

Я дал ему вволю назвониться и заснул раньше, чем включился автоответчик.

Солнце нагрело мою кровать и разбудило меня, объявив, что уже полдень. Я перевернулся на другой бок, взял трубку и позвонил Сьюзен.

— Где тебя черти носят? — был вопрос. — Я с ума сошла, беспокоясь за тебя. У тебя было полно времени, чтобы доехать до меня! Или ты хочешь заставить меня вновь повторять, как ты мне нужен? Чем ты там занимаешься?

— Как поживаешь, Сьюзен?

— О Боже, ты еще спрашиваешь? Форрест, где ты? Почему не здесь? Полиция все утро не дает проходу.

— Они не спрашивали о тебе и Алистере, о ваших отношениях, о том, что вы были любовниками?

— Это не их дело! И не твое тоже! В конце концов, какое это имеет значение?

— Ты мне никогда не говорила об этом.

— Естественно, не говорила. Я никому не говорила. Я хотела сохранить свою семью… Слушай, хватит об этом. Мне очень плохо, и ты мне нужен здесь. Почему ты не приехал?

— Как говорят, нажми на кнопку — и Форрест тут как тут. Сьюзен, ты там не одна. Есть Джереми Бэкингем, Джим Бартон и целая команда из сорока человек, которые готовятся к отъезду во Францию. У тебя еще дети, целых двое.

— Команда уехала несколько часов назад.

— Через полчаса я улетаю в Париж. В шесть часов у меня встреча с Панагяном, а потом я отправлюсь в Магни-Кур.

— Нельзя ли все это отложить? А если улетишь самолетом из Лутона? Тебе же не надо было в Магни-Кур сегодня вечером. Никого там сегодня не будет.

Бывают моменты, когда я думаю, что провел всю жизнь, убегая от обязанностей.