Ричард Пратер - Свидетелей не оставлять!

Стараясь поддержать меня, Лин сказала:

— Во всяком случае, у нас разработан хороший план отступления.

— Да. Очень хороший. — Я иронизировал, потому что знал, что выполню задуманное, даже если мне придется раздеться, обклеить себя перьями и выдать за птицу. А план отступления мы обсудили ночью и нашли его приемлемым. Но придется ли им воспользоваться?

Вечером я проделал одну вещь. Лин подвезла меня к двухэтажному зданию с гаражом, где был припаркован мой «кадиллак». Машина все еще находилась там, и полицейских поблизости не было, так что, по-видимому, ее никто не обнаружил.

Я вынул из багажника мешок весом в десять фунтов. В нем лежали железные колючки. Мешок переместился в багажник «крайслера» Лин, только вряд ли колючки нам пригодятся.

— Хорошо бы вырасти на два фута или уменьшиться — в общем, стать другим, — бормотал я.

— Шелл! — воскликнула Лин возбужденно и поднялась с кушетки. — Ты можешь уменьшиться! Ведь можно передвигаться на коленях, как Жоз Феррер в «Мулен Руж»! Привяжи к коленям подушки, а голени — к бедрам.

Я замер, прислушиваясь к совету, и вдруг меня осенило.

— О, беби, ты великолепна, ты неповторима! — заорал я, обхватив ее за талию, поднял с пола и стал кружить. Опустив, пояснил: — Нет, я не могу уменьшиться, но могу сделать кое-что получше.

— Что? Получше?

— Да, и еще как! — И поделился моей идеей.

И тут же мы развили бурную деятельность. На осуществление задумки потребовался час. Нам пришлось связаться с Рэндолфом Хантом, посвятить его в нашу затею. Он не только предложил в наше распоряжение свою хижину, как убежище на случай, если я останусь жив, но потратил деньги и нажал на все педали. В результате мы получили все, что нужно. Точно в час тридцать пять я был уже в спальне и готовил себя, а Лин, поджидая меня, сидела в гостиной.

Когда я вышел неожиданно и неуклюже, она завизжала от восторга, хотя могла бы лишиться рассудка, если бы не была в курсе дела. Помимо того что лицо мое с помощью карандаша для бровей и другой косметики Лин «изъела оспа», я стал ростом в шесть футов и одиннадцать дюймов и выглядел так, будто весил не менее трехсот фунтов. На мне было черное одеяние в лохмотьях длиной до пола. Черные волосы рассыпались по плечам, а грудь прикрывала черная борода. В руках я держал суковатую палку.

Явись, пророк! Явись, повелитель возлюбленных Луны!

Вместо того чтобы умереть на месте от ужаса, Лин издала счастливый возглас:

— О, как ты великолепно выглядишь!

— Конечно! — согласился я, насупив густые наклеенные брови.

Она подозрительно хихикнула, а затем смерила меня взглядом сверху вниз и заключила:

— По-моему, сойдет. Чтобы сошло, нужно что-то ужасное, а это так и выглядит. Да, безусловно, сойдет!

— Ты права. Я не верю никому в мире — ни полицейским, ни Траммелу, ни траммелитам. Думаю, даже самому Шеллу Скотту не пришло бы в голову заподозрить Шелла Скотта в человеке такого роста, с черной бородой и так далее. Я — пропавшая буква. Я чертовски увертлив. Все полицейские и прочие люди будут искать Шелла Скотта и не найдут. Ну разве я не хитрец?

— Ты отвратителен. Не люблю тебя.

— Хорошо. Я и не хочу, чтобы ты любила меня в таком виде. Но подожди, когда все это кончится, я...

Внезапная боль на мгновение исказила ее лицо. Тут же Лин взяла себя в руки, но шутки закончились. Я глянул на часы, повернутые циферблатом внутрь, чтобы на них можно было смотреть без труда. Нам пора было ехать.

Примерно в миле от места воскрешения мы обратили внимание на толпу. Лин ахнула:

— Боже мой, там по меньшей мере пятьдесят тысяч человек!

Я напомнил ей, что даже в старинных восстановленных садах собирается до десяти тысяч человек из двухмиллионного населения Лос-Анджелеса. Так что для такого зрелища народу собралось просто разочаровывающе мало.

Остаток пути мы проехали молча.

Она припарковала машину на обочине дороги, по которой шли и шли люди.

— Ну, пошел, — сказал я, — вон туда, в толпу дикарей.

— Остановись, — попросила Лин. — Я знаю, тебе вовсе не смешно.

— Мне очень смешно, не говоря о том, как смешно я выгляжу.

— Шелл, пожалуйста. — Голос ее звучал как натянутая струна. — Не веди себя так беззаботно!

— Хорошо, дорогая. Я просто болтаю. По правде говоря, сам не понимаю, что говорю.

— Вот видишь, Шелл! Скажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь? — Голос ее дрожал.

— Ну, не могу сказать, что мне очень весело. Собственно говоря, очень боюсь этой... этой бомбы наверху! — Я выглянул из окна и посмотрел на цветистую толпу, движущуюся вверх по склону. — Но подумай, как было бы ужасно, если бы все это были люди.