Росс Томас: Честный вор

Я до сих пор не понимаю, чем он руководствовался, проходя эти повороты. Их было четыре, и перед каждым висел знак, предупреждающий о том, что скорость не должна превышать сорока пяти миль. Днем. Уайдстейн входил в поворот при восьмидесяти. Ночью. Затем тормозил до шестидесяти пяти. А на прямом участке вновь разгонялся до восьмидесяти пяти миль. Тем не менее, я думаю, что он рассчитывал не на удачу, а на мастерство.

Проскочив последний поворот, Уайдстейн выключил фары.

— Зачем он это сделал? — спросил я.

— Сейчас некогда объяснять, — ответил Прокейн. — Вы все увидите сами.

Некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Облака рассеялись, и на небе появился молодой месяц. В его бледном свете я увидел уходящее вдаль, прямое, как стрела, шоссе.

Я оглянулся. «Олдсмобиль» все еще боролся с поворотами. Мы выскочили на перекресток, и тут Уайдстейн нажал на тормоз и одновременно выжал до отказа педаль газа, Вывернув руль налево, он отпустил тормоз, и наша машина, в одно мгновение совершив классический поворот, который так часто показывают в гангстерских фильмах, помчался навстречу «олдсмобилю».

Я уверен, что его водитель, справившись с последним поворотом, не увидел нас, пока Уайдстейн не включил фары. Мы находились в двухстах футах от «олдсмобиля», на его полосе движения, и сближались с ним с суммарной скоростью сто семьдесят миль в час.

У водителя была лишь доля секунды, чтобы выбрать между мгновенной смертью в лобовом столкновении и более определенными шансами остаться в живых, нырнув в кювет. Он предпочел кювет. Сбив ограждающий шоссе рельс, «олдсмобиль», кувыркаясь покатился по пологому склону канавы и застыл на дне, каким-то чудом встав на колеса. На этот раз двери остались закрытыми.

— Он загорелся? — спросил Уайдстейн.

— Кажется, нет, — ответил я.

— Мы вернемся в Вашингтон другой дорогой...

Никто не произнес ни слова, пока мы не добрались до Джорджтауна.

— Десять минут одиннадцатого, — сказал Прокейн, взглянув на часы, — Все идет точно по плану.

Он отстегнул ремень безопасности и повернулся ко мне.

— Ну, мистер Сент-Айвес, как вам понравилась кража миллиона долларов?

Уайдстейн остановил «импалу» перед особняком на Эн-стрит. Мы вылезли из кабины, Уайдстейн открыл багажник и достал чемоданы. Прокейн поднял два и повернулся ко мне.

— Вы мне поможете, мистер Сент-Айвес?

— Разумеется, — я подхватил оставшийся чемодан, Прокейн взглянул на Уайдстейна.

— Избавьтесь от машины.

— Я оставлю ее вместе с ключами, — ответил тот. — Ее кто-нибудь украдет, — Я вернусь в Нью-Йорк завтра, около полудня.

— Мы к вам заедем, — пообещала Джанет.

— Ну хорошо, до завтра.

Уайдстейн и Джанет сели в «импалу» и поехали по Эн-стрит. Мы с Прокейном поднялись по ступенькам к двери особняка.

— Если хотите, можете переночевать здесь, мистер Сент-Айвес, — сказал Прокейн, доставая ключи.

— Я подумаю. Возможно, я вернусь сегодня в Нью-Йорк.

— Как вам будет угодно.

Прокейн открыл дверь, прошел в холл и зажег свет. Сняв пальто, мы взяли чемоданы и вошли в гостиную. Прокейн щелкнул выключателем. Комната выглядела так же, как и два часа назад, если не считать длинноногого мужчины, сидевшего в кресле с пистолетом в руке, дуло которого смотрело прямо на нас, на вид ему было лет сорок шесть.

— Убери пистолет, Джон, — улыбнулся Прокейн. — Он нам уже не потребуется.

— Поставь чемоданы на пол, Абнер, — ответил Джон. — Вы тоже, Сент-Айвес. Я все еще не понимал, кто это, но чемодан поставил.

— А теперь положите руки на голову. Я выполнил его приказ, Прокейн — нет.

— Это же нелепо, — сказал он.

— Положи руки на голову, Абнер, — повторил мужчина. На этот раз Прокейн подчинился.

— Кто это? — спросил я, повернувшись к нему.

— Джон Констэбл.

— А, психоаналитик.

— Правильно, Сент-Айвес, — кивнул Констэбл. — Психоананалитик.

— Тот, с которым вы обсуждали свои проблемы, — я не сводил глаз с Прокейна. — Насчет того, движет ли вами желание быть пойманным и понести наказание.

Прокейн молча кивнул. Его лицо порозовело.

— Вы рассказали ему о сегодняшнем вечере?

— Да.

— Надеюсь, с этим все ясно, Сент-Айвес? — спросил Констэбл, поднимаясь с кресла.

Для столь длинных ног у него оказалось очень короткое туловище, он пытался скрыть этот недостаток удлиненным пиджаком, но все равно напоминал журавля. Костюм, сшитый из дорогого материала, французская рубашка и туфли крокодильей кожи стоимостью не меньше ста пятидесяти долларов указывали на то, что гонорары, полученные от благодарных пациентов, позволяли доктору Констэблу спокойно смотреть в будущее.