Дэн Симмонс - Неглубокая могила

Они с Потрошителем только решились выйти из «Мерседеса». Малькольм протянул руку, намереваясь схватить Потрошителя, но его пальцы застыли в дюйме от плеча приятеля. Он ни за что не прикоснется к Потрошителю без его разрешения, а тот ему никогда это не разрешит.

— Подожди, — сказал Малькольм, и оба быстро скользнули обратно в машину.

Из дома вышел Курц. Теперь, разглядев его вблизи, Малькольм пришел к выводу, что он похож на свою фотографию: чуть постарел, чуть осунулся, складки лица стали чуть жестче.

— Я надеялся, он проторчит у нее дольше, — буркнул Малькольм. — Что это за сыщик, мать его, пробыл у вдовы всего пять минут!

Потрошитель, доставший из кармана свитера складной нож, казалось, был поглощен тем, что изучал узоры на рукоятке.

— Подождем минутку, — продолжал Малькольм. — Быть может, он еще вернется назад.

Но Курц не стал возвращаться назад. Сев в «Бьюик», он тронулся с места.

— Дерьмо! — снова выругался Малькольм. — Ладно, этот адвокатишко Майлз сказал нам забрать обе упаковки. Как ты думаешь, какую нам взять сначала, Потрошитель, мальчик мой?

Потрошитель посмотрел на особняк. Его рука едва заметно дернулась, и выскочили оба лезвия. Нож был сделан известным оружейником, мастером своего дела. Убрав одно лезвие, Потрошитель оставил второе выдвинутым. Оно было кривым — четыре дюйма прямое и острое как бритва, а на конце загнутое. Такое лезвие называлось «крючком для потрошения внутренностей».

У Потрошителя зажглись глаза.

— Да, ты, как всегда, прав, — согласился Малькольм. — Я знаю один способ найти мистера Курца, когда он нам снова понадобится. А сейчас нас здесь ждет дело.

Они вышли из машины. Малькольм достал брелок, включая сигнализацию, и тотчас же, спохватившись, опять ее отключил.

— Чуть не забыл, — сказал он.

Малькольм достал фотоаппарат «Поляроид», и они с Потрошителем под проливным дождем пересекли улицу.

Гигантский комплекс медицинского центра округа Эри размещался рядом с шоссе на Кенсингтон, так что больные при желании могли наслаждаться шумом оживленной автострады. Этим занимались немногие. Большинство пациентов центра было поглощено вопросами жизни и смерти и тщетными попытками заснуть, так что не различало отдаленные звуки дорожного движения сквозь шум кондиционеров. Время для посещения больных официально оканчивалось в девять часов вечера, но последние посетители покидали центр только около десяти.

В пятнадцать минут одиннадцатого вечера в этот октябрьский день худой господин в простом коричневом дождевике и тирольской шляпе с красным пером вышел из кабины лифта на этаже отделения интенсивной терапии, находящегося в Западном крыле. У него в руках был маленький букет цветов. На вид ему было лет пятьдесят с небольшим, у него были печальные глаза, рассеянное выражение лица, а его губы под ухоженными рыжеватыми усиками изгибались в едва уловимой улыбке. Мужчина был в дорогих перчатках.

— Прошу прощения, сэр, но время для посещений больных уже окончилось, — остановила его дежурная медсестра, прежде чем он успел отойти от лифта на три шага.

Мужчина остановился и растерянно посмотрел на нее.

— Да... извините. — Он говорил с едва заметным европейским акцентом. — Я только что прилетел из Штутгарта. Моя мать...

— Вы сможете прийти к ней завтра, сэр. Посещение больных разрешается с десяти часов утра.

Кивнув, мужчина собрался было уходить, но затем снова повернулся к медсестре, протягивая букет.

— Миссис Гаупт. Она в вашем отделении, да? Я только что прилетел из Штутгарта, и брат сказал мне, что у нашей мамы очень серьезное положение.

Услышав фамилию, медсестра взглянула на экран компьютера. Прочтя то, что там было, она прикусила губу.

— Миссис Гаупт ваша мать, сэр?

— Да. — Высокий мужчина в дождевике переминался с ноги на ногу, глядя на цветы. — Я уже столько лет ее не видел... Конечно, мне нужно было бы приехать гораздо раньше, но работа... а завтра я уже должен лететь домой.

Медсестра заколебалась. Мимо сновали врачи и медсестры, разносившие лекарства больным.

— Вы понимаете, мистер... Гаупт?

— Да.

— Вы понимаете, мистер Гаупт, ваша мать уже несколько недель находится в коме. Она не узнает, что вы к ней приходили.

Мужчина с печальными глазами кивнул.

— Да, но я буду знать, что побывал у нее.

В глазах медсестры блеснули слезы.

— Пройдите по коридору, сэр. Миссис Гаупт находится в отдельной палате, одиннадцать-ноль-восемь. Через несколько минут я пришлю к вам медсестру.