Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

— Ты угадал, проницательный бывший муж. Жора похихикал и успокоился. До этого он был не слишком уверен в своих позициях. Он для чего-то вбил себе в голову совершенно дикую мысль, будто я к тебе неравнодушна.

— Действительно, дикость.

— Не ерничай, не умеешь.

— Ладно, не буду.

— Но после того, что я ему рассказала, он понял, что скорее всего ошибался. Не могу же я, в самом деле, испытывать какие-то нежные чувства к такому животному, как ты.

Гость задумчиво пожевал губами и почесал шишковатый лоб.

— Знаешь, у меня есть к тебе несколько предложений.

— Заранее отвергаю их. Все.

— Хочу предупредить тебя, Настя, для начала, что на меня любые твои оскорбления никак не действуют и не подействуют. Поэтому не трать зря силы и эмоции. Во-вторых, я предлагаю пройти в комнату и сесть. Разговор нам предстоит довольно продолжительный.

— Ах, ты еще, оказывается, не понял, что я хочу, чтобы ты немедленно убрался?

— И третье — мне нужно сделать укол.

— Только этого не хватало.

— Ну будь благоразумна. Ведь здоровый негодяй доставит меньше хлопот, чем негодяй, бьющийся в судорогах.

Самый лучший способ добиться своего от женщины — это начать с просьбы о врачебной помощи.

— Ванная там, — недовольно махнула рукой Анастасия Платоновна, это был максимум участия, на которое она была способна.

Василий Леонтьевич полез в сумку, достал ампулу, одноразовый шприц и отправился, куда было указано. В ванной он закатал штанину, протер голень одеколоном, найденным на полке, и нанес себе медицинскую процедуру.

Войдя в гостиную, он нашел Анастасию Платоновну в самом дальнем кресле. Надо сказать, что обставлена была гостиная известного кутюрье хоть и роскошно, но уже слегка старомодно. Скорее всего, в соответствии с вкусами умершей лет пять назад супруги. Супруга была мещанкой с претензиями. Такое сведение имелось откуда-то в голове Василия Леонтьевича.

Анастасия Платоновна села таким образом, что до нее невозможно было добраться, не столкнувшись с каким-нибудь мебельным препятствием. Центр баррикады составлял журнальный столик с горой модных журналов. Тяжелый стул с замысловато резной спинкой и огромная ваза с искусственными цветами держали фланги.

— Хочешь кофе? — осторожно спросил Василий Леонтьевич.

— Нет уж, спасибо, сыта по горло. И тебе советую оставить все эти попытки «зацепиться». Коли есть что сказать, говори. Хозяин уехал не слишком надолго.

— Он уехал до завтра.

— Не хочешь ли ты сказать…

— Не хочу. И ничего не попытаюсь извлечь из того факта, что до его возвращения целая ночь.

— Еще бы, — фыркнула Анастасия Платоновна.

Василий Леонтьевич осторожно сел в угол велюрового дивана. Поправил очки.

— Ты знаешь, Настя, я тебя люблю.

Она опять фыркнула.

— Теперь меня это не интересует. Совсем.

— Я не рассчитываю вернуть тебя как женщину…

— Не хватало…

— Но как человеку, с которым мы прожили вместе немало лет, мне бы хотелось что-то объяснить. Хоть что-нибудь.

Она пожала плечами.

— Объясняй.

— Понимаешь, не разжалобить, не растрогать, а именно объяснить. Заметь себе. А ведь это очень тонкий момент. Любишь женщину не тогда, когда хочешь ее как женщину, не тогда, когда хочешь вызвать ее восторг, нравиться ей, и даже не тогда, когда испытываешь потребность ее мучить, терзать, измываться, то есть подчинять. Лишь когда появляется желание — кстати, совершенно напрасное, глупое, свидетельствующее, что ты женщину начал терять, — так вот, когда появляется желание объяснить ей что-то, — значит, ты ее любишь.

— Ты всегда любил пофилософствовать. Когда нужно и когда не нужно.

Василий Леонтьевич поскреб джинсовое колено длинными бледными пальцами.

— А знаешь, почему оно глупое?

— Что именно?

— Желание объяснить женщине что-то важное. Знаешь?

— Я слушаю, говори.

— Потому что женщине, во-первых, ничего нельзя объяснить, и во-вторых, потому, что ей не нужны никакие объяснения. Они ее раздражают и пугают.

— Ты хотел как-нибудь оскорбить меня и поэтому целишь во весь женский пол, господин Вейнингер.

Василий Леонтьевич поморщился мгновенно и болезненно.

— Нет, конечно. Я даже не знаю названия тому, что сейчас делаю. Видимо, я слабый человек, мне для самоуважения важно, делая глупость, хотя бы объявить, что я знаю, что это глупость.

Настя неприязненно поежилась в кресле.

— Многовато слов и сложновато они составлены. Все ведь проще. И намного проще. В свое время, чтобы удовлетворить свои грязноватые, мелковатые плебейские комплексы, ты соблазнил дочку крупного начальника, а потом женился на ней. Причем все обставил так, как будто эта свадьба произошла по прихоти этого начальника. Да, тебе удалось скрутить толстую фигу в адрес этого дуболома-аппаратчика, молодец. Далее ты жил в свое удовольствие, измываясь над девчонкой, обалдевшей от абсурда неестественных отношений. И вот когда ты почувствовал, что эта девчонка к тебе наконец-то полностью, по-настоящему охладела, ты обнаружил в себе некие глубокие чувствища. Что, не так?