Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Таня вскочила, утрачивая романтическую окраску, открыла железную коробку с прокипяченными шприцами, насадила на стеклянный прибор цепким пинцетом алмазно блеснувшую иглу. И начала надпиливать ампулу. И вскоре уже шла сквозь теплые заросли с занесенным таинственно поблескивающим шприцем.

Когда началось действие лекарства, Таня вернулась на кухню, зажгла газ, чтобы прокипятить побывавшие в теле иглы. И тут кто-то позвонил в калитку. Требовательно и четко. Через пару секунд звонок повторился. Таня внутренне сжалась. Она была уверена, что это приехали выселять их семейство с дачи. Может быть, затаиться? Бессмысленно, этот человек звонит так, будто уверен, что на даче кто-то есть.

Вытирая растерянные руки передником, отправилась Таня отпирать ворота. В проеме калитки увидела она крупного, даже толстого человека в очках и светлом парусиновом костюме. Под носом прямоугольные усики, на лице вежливая гримаса.

— Здравствуйте.

Таня молча кивнула. Тут же перед нею распахнулась бывалая книжица с надписью потертым золотом: «Пресса».

— Моя фамилия Петриченко. Я из «Ленинской смены», слышали, наверное. Мы задумали сделать материал о Платоне Григорьевиче Петрове, об одном из, так сказать, командиров советской промышленности.

— Он умер, — едва слышно прошептала Таня.

— Это-то мы знаем. Направляясь сюда, я рассчитывал максимум на то, что мне удастся встретиться с кем-нибудь из родственников. Можно войти? Может быть, посмотреть семейные альбомы и тому подобное.

Петриченко уже полностью вошел на территорию госдачи и, не спрашивая дальнейшего разрешения, двинулся по кирпичной тропинке к дому, собирая информацию опытным репортерским оком.

— Вы родственница? — бросил он за спину.

— Очень дальняя.

— Вот как?

— И бывшая.

— То есть?

Таню пугал сангвинический напор этого человека, она понимала, что ей не стоило бы с ним откровенничать, и даже быть просто честной с ним не стоило. Но ничего поделать с собой не могла. Профессиональный журналист чем-то сродни цыганке-гадалке, он знает, где расположены клавиши, пробуждающие доверие в человеке, даже если этого человека совершенно не знает.

— Мой брат Вася был женат на дочери Платона Григорьевича.

— Был? Так что, они развелись?

— В общем, да.

— А где он сам, брат Вася?

Уже поднялись на крыльцо. Петриченко перестал растрачивать свое внимание на взгляды по сторонам, надо было собраться для встречи с историком.

— Он сейчас в городе.

— Он вернется сегодня?

— Не знаю. Он так сказал, что не знаю, что и думать. Вы проходите.

Плетеное кресло удивленно пискнуло, принимая в себя парусиновое тело.

— Кофе?

— Давайте кофе.

— Мой брат очень любит заваривать сам. И меня немного научил. Разбирается он очень. В сортах.

Внимая этому бессодержательному лепету, Петриченко успел отметить: на газу кипятятся шприцы. Эта деталь почти наверняка чертовски важна. Что-то тут, на этой дачке, происходит интересное. Разберемся.

Подав гостю кофе, Таня села на свое место во вдохновенной тени полевого букета. Журналист отхлебнул горячего напитка и не смог сдержать сдержанного восторга.

— Это я такой кофеек нечасто пью.

Под бледной кожей на щеках хозяйки на мгновение появились розовые тени.

Петриченко, рассмотрев к этому моменту все, что можно было увидеть на кухне, решил, что пора обратить взор на хозяйку. Как человек опытный, наблюдательный и уже не пользующийся успехом у женщин, он поспешил с уничижительным выводом: «типичный огонь, мерцающий в сосуде». Он был профессионал, что выше неоднократно отмечалось, и поэтому решил воспользоваться тем, что понял. То есть начал оказывать знаки внимания некрасивой женщине. Сколь вдохновенны и грациозны были сидячие ухаживания потного толстяка, можно себе представить. Но на братобоязненную затворницу они подействовали. Натужные и пространные комплименты, в которых Петриченко пытался связать воедино внезапность их встречи, качество испиваемого кофе и таинственное молчание хозяйки, блеклую сестру милосердия просто одурманили. Она сидела, как свеча, беспокоящаяся за состояние своего воска, достигшего грани таяния.

Журналист нравился себе. Оказывается, не полностью вышел в тираж, курилка! Вон как полыхают бледные ланиты. В тени галантного трепа вел он свое подловатое расследование, цель которого и сам представлял смутно.

— Так ваш братец живет здесь постоянно?

— Несколько уже лет. Он устроился сторожем к Платону Григорьевичу.