— Не знаю, — помотал головой все более мрачнеющий партнер.
— А эта обезьяноболониевая тварь. Старая, лысая, бездарная. Ей уже двадцать лет. Но в ней заключен весь смысл жизни одной бешеной старухи. И волевой. Видел мою бабулю? Так вот она божий одуванчик в сравнении с той. Старуха тиранит дочь. Собака тоже тиранит, тем, что гадит в ботинки гостям. И только мужчинам. Дочери тридцать шесть, симпатичная, состоятельная, но никаких шансов выйти замуж. Ибо она не может это сделать, не познакомив жениха с матерью. А это нельзя сделать, не приведя жениха домой. Женихам же не нравится, когда им гадят в ботинок. Если бы ты видел, какими слезами эта несчастная плакала, рассказывая о своем горе. Она приличная старая дева. Она не может затеять шашни на стороне без росписи. Что ей теперь, ждать, когда этот дьявол в собачьем обличье сдохнет? Сколько лет? Сколько, я тебя спрашиваю, лет?!
Денис вошел в роль, к тому же язык ему развязывало то, что они были в доме одни. Марианна Всеволодовна навещала свою приятельницу на другом конце дачного поселка.
Руслан опустил голову, словно собираясь коснуться носом груди. Но грудь была впалая.
— Ты прав.
— Ну, то-то, — Денис стряхнул накипевший на окурке пепел, и тот, рухнув на пол, разбился как надежда Руслана на освобождение.
Денис забычковал сигарету, сказал обычным своим тоном, пододвигая взглядом пачку кредиток к руке друга:
— Ты еще не взял деньги?
— Уже взял.
— Хорошо. С проповедями, по крайней мере на сегодня, покончено. Поднимайтесь к себе в комнату, сеньор. Нас ждут мелкие, но важные дела. Учиться, учиться и учиться.
Руслан мрачно усмехнулся.
— А это еще зачем? Теперь.
— Мы должны во что бы то ни стало оставаться круглыми отличниками, иначе нашим родственникам захочется проверить, чем это мы занимаемся на досуге. В школе пусть все считают, что мы перешли на мирные рельсы. Все колкости в адрес сволочей и идиотов за учительским столом отменяются. Пусть они считают, что мы остепенились и начали зарабатывать золотые медали.
Денис встал и потянулся, разминая мышцы.
— А малолетний плебс пускай свято верует, что самым крутым в школе является Шиба, потому что у него брат сидел, потому что сам он может продать сигарету с травкой и знает, какие именно восьмиклассницы готовы сыграть на флейте за мусорными баками на большой перемене.
Его разбудил человек. Он сидел рядом с кроватью на стуле. Длиннолицый, худой, с интеллигентными залысинами, в очках и синем халате.
Халат смутил Никиту не меньше, чем скошенный потолок, но, как выяснилось вскоре, и то и другое объяснить было легко. Потолок — тем, что лежал Никита на верхнем этаже дачи, в мансарде; а халат тем, что длиннолицый был хозяином дачи и имел право одеваться как угодно.
— Чего-нибудь соображаешь? — спросил хозяин. Голос у него был спокойный, почти скучный.
— Только на троих, — пробормотал Никита. Это была не его шутка, он слышал ее от кого-то из калиновских приятелей. И непонятно почему вспомнил о ней именно сейчас.
— Шутишь, значит, выздоровел, — ничуть не изменившимся голосом сказал длиннолицый, — значит, поговорим.
— За что?
— Что за что? А-а, спрашиваешь, почему тебя шарахнули по голове. Сам виноват. Напросился. Ребята решили устроить проверку. Сработали грубовато, ну, уж как умеют. Скажи спасибо, и несколько раз — могло быть хуже.
— Могли убить?
— Не только могли, но и хотели. Я им отсоветовал.
— А вы кто?
Очкастый неторопливо поправил очки и той же рукой погладил левую ноздрю.
— Опять начинаешь вести себя глупо.
Никита закрыл глаза, как бы признавая свою вину.
— Теперь рассказывай.
— Все?
— Может быть, понадобится и все. Для начала объясни, зачем полез к ребятам на вокзале.
— Мне нужно было остаться в Москве.
— Надолго?
— Не знаю точно. Минимум на полтора месяца. Я приехал из Калинова.
— Это мне известно. Пришлось проверить твои карманы. И паспорт твой смотрел. Он в порядке. Зовут тебя Никита Добрынин.
— Правильно.
Человек в халате откинулся на спинку стула, лицо его едва заметно помрачнело, как если бы лежащий начал его разочаровывать.
— Правильно-то правильно, но мне-то какое дело. Ты сказал там на вокзале, что хотел бы поговорить с тем, кто решает. Так говори.
Никита похлопал ресницами, словно перебирая мысли, не зная, с какой начать.
— Я не могу поступить в институт.
Хозяин дачи хотел было еще дальше откинуться на стуле, но дальше было некуда. Стул встал на дыбы. Непроницаемая физиономия опасно ожила.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу