Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

Почти все мужчины, откровенно страдая от отсутствия рядом теплого женского тела, украдкой, со смирением на лице раздевали взглядами проходящих мимо женщин и неторопливо создавали в своем воображении сладострастные образы, а чаще бесстыдные позы прелюбодейства. Даже живущий в отдельной палате академик с чопорными манерами строгого блюстителя нравственности, выждав появление пышнотелой словоохотливой санитарки, тут же невольно сообщил Вику: «Ух, я б ее…» И это было не просто восклицание, а сдавленный стон изнемогающего от страсти. Далее шли эмоционально хлесткие слова, которые академик никогда не произнес бы вслух.

Да и женщины только внешне демонстрировали свою сдержанность. Большинство из них словно пребывали в прекрасном эротическом сне, а в короткие минуты бодрствования неприлично мучились то ли оттого, что нет принца из сновидения, то ли оттого, что их не замечали здешние представители мужского пола.

С каким-то болезненным любопытством «слушал» Вик чернобровую изящную украинку, которая нестерпимо хотела мужчину, неважно какого — ей надо было срочно освободиться от бремени уж очень затянувшегося воздержания.

Как стосковавшаяся по хозяину кошка, она игриво ластилась к Вику. Обнимала за плечи, гладила ладонью спину, терлась о локоть податливой грудью. Не без внутренней дрожи ощущал Вик ее набухшие соски. Знал, скажи только: «Пошли!», и она сама найдет укромное место для сладкого греха. Чуть было не сдался. Но сдержал себя: слабый, с трудом переставляющий ноги, он не смог бы стать тем героем, который мелькал в ее безумных видениях.

В конце концов Вик успокоил ее, внушив, что половой акт омерзителен и грязен и что она ничего не хочет. Тут же пожалел об этом. Девушка сникла, постарела, глаза ее потухли, стали недвижимыми, как у слепой. «Неужели, — подумал Вик, — лишив молодую девушку половой потенции, можно отнять у нее самое важное, что поддерживает жизненные силы?.. Вероятно, природой определено — инстинкты стареют, слабеют, атрофируются только с возрастом, чтобы избежать катастрофических стрессов». Его маленькая догадка вскоре подтвердилась.

Скрюченного коромыслом деда, иронично и нагло изучающего крутобедрую повариху, Вик застал в благочестивых раздумьях: «Как хорошо! Как хо-ро-шо! Я уже не хочу… Я свободен от всех сексуальных забот! И могу всецело отдаться своей любимой филателии… Как хорошо! Боже, как хорошо!» Таких беспечных и счастливых людей он еще не встречал в своей жизни.

Вокруг него кишели личные тайны, интимные желания, мелкие обманы. Он ловил их жадно, посмеивался. Иногда легкий стыд укорял его, словно он подглядывал в щелку, но тут же стеснение пропадало: все было настолько заманчиво и ново! Неужели и там, за стенами больницы, та же галерея зоологических типов?

Конечно, убеждал он себя. И там люди зашифровывают животно-трусливые мысли в приличные словесные формулы. Раньше он не знал об этом. Раньше он и не подозревал, что все они вели себя как на сцене, старательно исполняя собственную социальную роль. Текст заведомо продуман, отрепетированы мимика, жесты, костюм подобран так, чтобы произвести соответствующее впечатление.

Вот это да! Выходит, каждая встреча, даже случайная, — маленький импровизированный спектакль.

Теперь же Вик слышит их личные, к себе обращенные монологи, где нет притворства, нет заготовленных фраз и эмоций, рассчитанных на внешний эффект. Перед собой каждый открыт и честен.

Виктор воспринимал эти скрытые монологи как стриптиз. Правда, в эстрадном стриптизе нагота восхищает, волнует, влечет. А здесь нагота мысли поражает своей бесстыдной откровенностью и удивляет, нет, больше — забавляет неведомой порочностью.

В ту ночь он не мог уснуть. Будоражило, ласково грело горделивое ощущение своеобразной значительности. Будто в прежней, ушедшей жизни он был никем, а теперь, появившись заново на свет, стал загадочной величиной, которой свыше предназначена особая судьба. Теперь он с состраданием глядит сверху на убогое бытие сородичей и обязан, просто обязан свершить для них нечто очень важное.

«Кто теперь я? Фантаст-шизофреник? Нет! Нет! Не похоже… Парапсихологический феномен? Пожалуй, вернее… Что же меня ждет? То, о чем и не мечтали другие. Это точно. Даже не мечтали… Что же именно? Ну, скажи, что?..»

В подсознании некоторое время еще шли интенсивные поиски, но, видимо, ответа там не было, поэтому он и заснул.

Утром прямо из столовой Вик направился к двери, на которой висела табличка «Психотерапевт». За письменным столом скучно перелистывал бумаги грузный старичок в массивных роговых очках и с бородой ветхозаветного патриарха. Не поднимая головы, спросил: