Николай Леонов - Плата за жизнь

— Разболтались со своей демократией, — Гуров встал, поставил на плиту кофейник. — В старые добрые времена мента и близко бы не подпустили к святая святых. Молодец, Станислав! Даже если ты из всех стволов в молоко засадил, все равно молодец. Из тебя получается настоящий сыщик, высокий класс. Молодец! Пьем кофе, едем в контору, добытую тобой информацию заряжаем в компьютер.

Друзья пили кофе, молчали, каждый думал о своем. Гуров думал об Ионе Доронине, который никак в пасьянс не укладывался, но и посторонней фигурой вряд ли мог оказаться. Крячко рассуждал о том, что он, конечно, не лыком шит, но до Гурова ему пока не дотянуться. Какую вербовку провернул, чертов сын!

Крячко знал, как чувствует себя человек, когда на него нападают. Будь ты сто пядей во лбу, тысячу раз битый и тренированный, но, если жизни твоей грозит опасность, ты в первую очередь ее защищаешь, потому как жизнь у тебя одна и другой не выдадут.

Гуров, конечно, думал о своей безопасности, но одновременно он решил одного из нападавших захватить, и мгновенно определил главаря. Ну, главаря я бы тоже выявил — дело нехитрое, размышлял Крячко. Но Гуров все построил так, чтобы не оставить свидетелей захвата, не засветил задержание в милиции, иначе бы парень никогда на вербовку не пошел. Что известно в отделении милиции, то известно и на базаре. И сыщик наверняка подписку о сотрудничестве не брал, никаких «корочек» на малого заводить не станет, потому ни в какие учеты проделанная работа не попадет. И когда генерал Орлов в очередной раз скажет, что полковник Гуров лучший оперативник конторы, какой-нибудь чиновник тонко завизжит: мол, почему? Вербовок мало, заведений разработок и реализации мало. А на громкие дела вашему другу и любимчику просто везет!

— Лев Иванович, ты человек везучий? — спросил Крячко, убирая со стола.

— Обязательно. В нашем возрасте двух таких друзей иметь — большая удача. — Гуров тонко улыбнулся. — Конечно, я тоже стараюсь вам нравиться и угождать.

— Ты стараешься? — У Крячко от возмущения даже дух перехватило. — Да ты, окромя своего самолюбия и так называемой чести, ни о чем не думаешь!

— Во-первых, честь не так называемая, а просто — честь, можно сказать: мужская или офицерская, но никак уж не «так называемая». А во-вторых, дружище, если я такой эгоист, скажи, за что ты меня любишь?

Заместитель прокурора Федул Иванович Драч, худощавый, жилистый мужик лет шестидесяти, взглянул на вошедшего Гурова равнодушно, скрывая неположенную на службе симпатию, сухо сказал:

— Здравствуй, сокол, присядь, коли залетел.

— Здравствуйте, дорогой Федул Иванович, рад видеть, выглядите вы просто великолепно, — ответил Гуров, глядя на прокурорского распахнуто и искренне, что получалось у него не так уж часто.

Прокурорского чиновника и милицейского сыщика жизнь уже сталкивала, они нравились друг другу, каждый внутренне удивлялся, как такого держат на руководящей работе, и радовался, что судьба свела их вновь.

— Никакого почтения ни к возрасту, ни к должности, сказано прибыть — должен у дверей ждать.

— Да я с утра сидел под дверью часика три, потом перекурить отошел, — улыбнулся Гуров, доставая «Мальборо». — Угоститесь или вы «Беломор» смолите?

— Ничего не смолю. — Федул Иванович взял у Гурова сигарету, прикурил, смачно затянулся.

Гуров вновь отметил, какие у Драча цепкие узловатые пальцы, хитрые светлые глаза под кустистыми бровями, и вспомнил циркового богатыря дрессировщика Михаила Рогожина.

— Чего тебя в деле интересует?

— Стрелок, естественно, — просто ответил Гуров. — Что еще может интересовать мента в деле об убийстве? — Он привычно пожал плечами. — Так как стрелка у вас нет, дайте на материалы взглянуть.

— Смотри, Лев Иванович. — Драч держался простецки, но Гурова это не обманывало. Прокурорский был заинтригован интересом знаменитого сыщика к безнадежной «висячке», как называли нераскрытые дела.

Гуров устроился за журнальным столиком, начал читать дело, которое состояло из постановления о возбуждении, протокола осмотра места, допроса свидетелей, которые ничего существенного сказать не могли, и заключений баллиста по изъятой из черепа пуле и патологоанатома о причине смерти.

Выстрел произведен один, пистолет «вальтер», девятый калибр, пуля пробила затылочную кость и застряла в лобовой. Стреляли примерно метров с шестидесяти. Гуров выяснил то, ради чего и приехал, не валял дурака перед уважаемым человеком, «пустые» бумаги лишь пролистал, с ид ел, раздумывал, что можно говорить Федулу Ивановичу, а чего не следует.