Николай Леонов - Шакалы. Роман

— Обычно, я бы сказал, старомодно и со вкусом. Хозяину лет пятьдесят, мадам моложе. Обстановка в квартире соответствует.

— Так! — Мария задумалась, побежала в спальню, раздвинула шкаф, начала перебирать наряды. — А дочка?

— Блондинка, лет двадцати пяти, как она оденется — понятия не имею, может джинсы надеть, хотя это вряд ли… Я тебя хочу попросить. — Гуров замялся, Мария перестала двигать вешалки, взглянула на него с любопытством, даже настороженно. — Я же говорил, ты кошка, чуешь опасность за закрытой дверью. — Гуров изобразил улыбку, тряхнул головой и пошел напролом: — У меня к тебе оперативное задание.

Не вдаваясь в подробности, он рассказал о происшествии в Париже, об исчезновении Юлии в Шереметьеве.

— Юлия молчит, где провела сутки после прилета, и мне никогда не скажет, а я должен все знать.

— Значит, обед, как вы называете, лишь оперативное мероприятие, а я в роли агента? — Мария швырнула какую-то кофточку. — Да никогда в жизни!

— А кто тебя спрашивает, родная? — искренне удивился Гуров, даже развел руками. — Тебя никто не спрашивает. Сделаешь, куда ты денешься? Так карта легла. Судьба.

— Бред собачий! — Мария повысила голос, но тут же взяла себя в руки, несколько севшим голосом спросила: — Ты, случаем, не двинулся? — Она постучала пальцем по виску. — Ты и собственную мать способен в агента превратить?

— Мама для данного задания не подходит. А в случае надобности отбил бы телеграмму, мама бы вылетела первым рейсом и не кричала бы, спросила, мол, куда, Левушка, идти и что делать? И перестань размазывать по тарелке, я сказал, ты все сделаешь. И не швыряйся в меня туфлями, не попадешь. Я плохо объяснил. Ты идешь мимо пруда, в котором тонет ребенок. Рядом никого. Ты что, будешь смотреть, в какой ты блузке, или в воду бросишься? Юлия стоит на краю и не знает об этом. Спасти ее можем лишь мы с тобой. Я тебе сказал, у тебя выбора нет, поедешь со мной на обед, познакомишься с семьей, посмотришь квартиру Юлии, соседняя дверь, понравишься девушке. Все поняла?

— Так ты и вербуешь своих агентов? — Мария поняла свою неправоту, но гонор унять не могла. — Какие вопросы я должна задавать?

— Никаких, пригласишь на спектакль, там видно будет.

— Долгая история.

— У нас быстро редко получается. Теперь обо мне. Я сотрудник милиции, ухаживаю. В каких мы с тобой отношениях — реши сама, но лучше говорить правду, только без особой любви и сложностей.

— Короче, мы с тобой любовники.

— О моей работе ты ничего не знаешь и не интересуешься. Какие у меня дела с Горстковым, то есть с ее отцом, тебе неизвестно.

— Я знаю, что она была в Париже? — Мария почувствовала к «заданию» интерес, словно знакомилась с новой ролью.

— О поездке в Париж ты слышала мимоходом.

— И на что же ты рассчитываешь? Девушка проникнется ко мне любовью и доверием, начнет исповедоваться?

— Это вряд ли, — усмехнулся Гуров. — Юлия истинной опасности не понимает, однако события последних дней ее, конечно, ошарашили. Отцу и матери девушка ничего не говорит, ухажеру тоже не скажет, близких подруг у нее не просматривается. Ты известная актриса, женщина взрослая, опытная, а поговорить с кем-то по душам человеку необходимо.

— Ты змей…

— Есть немного, — согласился Гуров.

Гуров с первого дня знакомства с Марией понимал, что она красива, относился к ее внешности спокойно, не более того. Любил он Марию не за красоту, возможно, за тайну, которая порой проглядывала из-под пушистых ресниц, за свободу, некоторую дикость и непредсказуемость, запах, да черт ее знает, за что мужчина любит женщину. Факт остается фактом, до сегодняшнего вечера к внешности актрисы он относился со спокойной доброжелательностью, мол, красота женщину не портит, но не в ней сила, через некоторое время общения с человеком о его красоте забываешь.

Сегодня он выяснил, что никогда не видел Марию при параде, как говорится, «на выходе». В вечер знакомства она находилась в дурном настроении и не в форме, вечерами, после спектакля, усталая, нервная или вялая, по утрам да, красивая, ну и только.

Днем, а обед был назначен на три часа, Мария уже пребывала в боевой форме. Гуров, подавая ей невесомую шубку из серебристого меха, тоже не отреагировал на ее внешний вид. Он не хотел садиться за руль, так как собирался у Горстковых выпить, попросил Станислава отвезти их, позже доставить обратно. Когда они вышли из подъезда, Крячко стоял, облокотившись на свой «Мерседес», глянул на Марию, слегка отвернулся и, судя по движению его губ, матюгнулся, затем распахнул дверцу, низко поклонился, поздоровался.