Владимир Мильчаков - Таких щадить нельзя

— Самое надежное средство — не выламывать себе рук, — ответил хирург. — Особенно так основательно, как это сделал ваш Валерий.

Пройдя мимо Кариева, оба скрылись в подъезде. И снова все утихло. Только ропот фонтана да отдаленные звонки трамваев нарушали тишину наступающей ночи. Прошло не менее получаса, пока врач, теперь уже один, вышел от соседей и направился к своему подъезду.

Лейтенант выбрался из убежища и направился следом. Лишь тогда, когда врач, поднявшись на третий этаж, стал открывать дверь своей квартиры, Кариев подошел к нему.

— Здравствуйте, Георгий Михайлович!

— Здравствуйте, — вглядываясь в лицо лейтенанта, ответил врач, — вы ко мне?

— Да, к вам, если позволите.

— Пожалуйста, — посторонившись, пропустил Кариева в квартиру Георгий Михайлович, — только ведь я частной практикой не занимаюсь. Конечно, если что-нибудь срочное…

— Очень срочное, — подтвердил Кариев. — Уделите мне несколько минут для разговора. Только наедине.

— Что ж, заходите тогда в столовую. Жена в спальне детей укладывает. Нас никто не услышит.

— Скажите, Георгий Михайлович, у Валерия Тайжетдинова перелом руки? — спросил Кариев, когда они прошли в столовую и, закрыв плотно дверь, уселись у круглого обеденного стола.

— А вас это с какой стороны интересует? — подозрительно оглядел Кариева врач. — Вы что из тех, с кем водится Валерий?

— Нет. Я из уголовного розыска, — подал врачу свое служебное удостоверение лейтенант.

— Вот как? — скорее с удовлетворением, чем удивленно, проговорил Георгий Михайлович, взглянув на документ Кариева. — Что ж, этого нужно было ждать. У Валерия не перелом. К нему применили один из самых опасных приемов джиу-джитсу. И еще пожалели мальчишку. Отпусти неизвестный руку Валерия на полсекунды позже, и с рукой вообще бы пришлось проститься.

— Что говорит сам Валерий?

— Утверждает, что свалился с мотоцикла.

— Происшествие с Валерием случилось вчера, около часа ночи?

— Да. Его привезли в пятнадцать минут второго.

— Где ему оказали первую медицинскую помощь?

— Здесь. Вернее, в этом доме. В квартире его отца, архитектора Каюма Тайжетдинова. — Кто?

— Я.

— Но как же на квартире? — удивился Кариев. Ведь был нужен, наверное, рентген… инструменты?

— Да, конечно, — согласился врач. — Рентгеновскую передвижку я утром вызвал из нашей клиники, а все остальное у меня нашлось. Сейчас рука пострадавшего в гипсе.

Кариев внимательно пригляделся к врачу. Перед ним сидел худощавый, но физически очень крепкий человек лет пятидесяти. Несколько удлиненное лицо хирурга казалось вырезанным из твердого потемневшего дерева, настолько четко обрисовывалась на нем каждая линия, каждая морщинка, каждый мускул. Прямые, чуть рыжеватые, у висков совершенно седые волосы были гладко зачесаны назад. Серые усталые глаза смотрели внимательно и сейчас, как показалось Кариеву, строго.

— Почему же все-таки отец Валерия не вызвал машину «скорой помощи», не положил сына в больницу? — после долгой паузы спросил Кариев. — Создается впечатление, будто архитектор пытался скрыть, что его сын ранен.

Георгий Михайлович взял валявшуюся на столе коробку спичек и, внимательно вглядываясь в силуэт Медного всадника, отпечатанный на наклейке, задумчиво заговорил:

— Да, пожалуй, что так. И я, если не способствовал, то и не препятствовал этому. Дело, видите ли, в том, что мы с Каюмом старые друзья, еще с довоенного времени. И на фронте вместе были — я медиком, а он сапером. Каюм очень любит сына. Во всем ему потакает. Я не раз с ним спорил, говорил, что такое воспитание портит ребенка, но Каюм только смеялся. У него, видите ли, очень вредная теорийка сложилась: раз, мол, мы в детстве плохо жили, так пусть хоть наши дети живут, ни о чем не беспокоясь. Ругались мы с ним по этому поводу не один раз. Ничего не помогло. Валерий из способного, энергичного мальчишки превратился в избалованного шалопая. После седьмого класса бросил школу и решил поступить в авиатехникум. С грехом пополам, используя отцовские связи, поступил, но со второго курса ушел, не понравилось. Сейчас уже второй год готовится экстерном в институт. Скажите, — отбросив коробок в сторону, взглянул на Кариева Георгий Михайлович, — Валерий совершил преступление?

— Да, — подтвердил Кариев. — А вам неизвестно, Георгий Михайлович, как держал себя Валерий дома?

— В том-то все и дело, что держал он себя безукоризненно. С отцом и матерью нежен до приторности, с соседями вежлив.