Владимир Мильчаков: Таких щадить нельзя

Но Екатерина Васильевна, не слушая Лобова, привычным движением вскинула на плечо чехлы с ружьями, взяла в одну руку чемодан, в другую рюкзак и направилась в дом. У самой двери она задержалась и крикнула:

— Ты бы, Александр Данилович, прочистил мозги Митьке. Чего он над Женькой изгаляется? Он тебя боится. Только ты для него и авторитетный.

— Неужели у вас с Дмитрием скандалы начались? — участливо спросил Лобов Женю. Молодая женщина горько заплакала.

— Да нет, Александр Данилович, — сквозь слезы заговорила она, — пока еще он меня не обижал. Не бил, то есть.

— Ну еще бы бить. Кто ему позволит, щенку этакому! И Женя заплакала еще горше.

— Так из-за чего же у вас сыр-бор загорелся? — снова приступил к ней Лобов.

— Он с работы всегда пьяный стал приходить, — давясь слезами, заговорила Женя. — На работу как человек, а с работы чуть не на четвереньках… А потом я узнала, что он… — Больше Женя ничего не могла выговорить и, закусив край зажатого в руке платочка, умолкла. Только крупные, как горошины, слезы покатились по ее щекам.

Екатерина Васильевна, отнесшая в дом вещи Лобова, стояла в двух шагах от него, с состраданием глядя на плачущую дочь.

— Ну чего ж ты замолкла, моя доню? — жалостливо, нараспев заговорила она, видя, что Женя не вымолвит больше ни слова. — Расскажи Александру Даниловичу, каким стал его фронтовой друг-товарищ, его военный шофер, расскажи, по какой дорожке он пошел.

— Ах, мама! — только и смогла выговорить Женя.

— Чего «ах, мама!» — распаляясь, заговорила Екатерина Васильевна. — Думаешь, я от Александра Даниловича скрывать буду, что твой Митька от красавицы-жинки по чужим бабам бегать начал? Да еще и куражится. Как же, герой войны, полна грудь медалей, самого Лобова на фронте возил!..

Постепенно Александру Даниловичу удалось выяснить, что муж Жени, Дмитрий Бубенец, во время войны лично Лобовым рекомендованный в партию, в последние месяцы начал терять доброе имя гвардейца-фронтовика.

После демобилизации из армии Александр Данилович надолго потерял Бубенца из виду. Но вот года полтора назад, когда Лобов уже работал в республиканском партийном аппарате, в его кабинете раздался телефонный звонок. Дмитрий Бубенец просил разрешения повидаться с Лобовым. Теплое чувство к своим бывшим однополчанам никогда не затухало в груди Александра Даниловича. Рабочий день как раз кончился, и Лобов забрал Бубенца к себе на квартиру. Вечер прошел в воспоминаниях. То и дело слышалось: «А помните, товарищ гвардии полковник, как мы у Буга…», «А помнишь, Митя, под Корсунью…»

К полуночи воспоминания иссякли. Александр Данилович выяснил, что Бубенец и после войны еще долгое время оставался на сверхсрочной: побывал в оккупационных войсках — вначале в Германии, а затем в Австрии. После вывода наших войск из Австрии Дмитрий демобилизовался.

Узнав, что сейчас Бубенец нигде не работает, Лобов хотел взять его на свою машину. Но тот, поблагодарив, отказался. Оказывается, у Дмитрия появилась большая склонность к сельской жизни.

— Укажите мне, товарищ гвардии полковник, такое местечко, где работать особенно интересно, чтобы главное охота была и рыбалка подходящая, — попросил Бубенец и не совсем последовательно закончил: — Мне уже пора своим домом обзаводиться. Не молодой уже. Тридцать один стукнуло.

Подумав, Лобов направил Бубенца в «Счастливое», даже записку написал своему дружку Семену Котову. Позднее до Лобова доходили известия, что Бубенец справно работает и считается лучшим шофером в «Счастливом», что было не так уж легко: автомобильный парк колхоза состоял чуть ли не из тридцати машин, а работать в «Счастливом» считали за превеликую честь самые лучшие шоферы в округе.

С полгода тому назад Александр Данилович получил приглашение на свадьбу Жени и Дмитрия. Поехать он не смог и ограничился посылкой поздравительной телеграммы и подарка.

Из рассказа Екатерины Васильевны и Жени Александр Данилович узнал, что Дмитрий, и до этого любивший выпить, теперь особенно пристрастился к водке. Правда, дорожа славой лучшего шофера, за рулем машины он всегда был трезв. Зато все свое свободное время он теперь уже не проводил дома или в колхозном клубе, или на озерах с ружьем и удочкой. Он сблизился с компанией разгульных лоботрясов, любителей выпивки, особенно за чужой счет. Зарабатывал Дмитрий немало и мог угощать подхалимствовавших перед ним собутыльников. Случалось, что, выпив лишнего, он не приходил ночевать домой. А наутро Женя узнавала, что ее Митя провел эту ночь у какой- нибудь веселой вдовы или разводки. Возвращаясь после такой ночи домой, Дмитрий, виновато пряча глаза, объяснял Жене, что вчера «перебрал лишнего» и не помнит, где «кувыркнулся с катушек».