Павел Маленёв - Тайна, похороненная в бетоне

Исчезло сомнение у начальника. «Расскажи, — го¬ворит, — как ты это сделал?» А карманник и ответил: «Все просто. Когда вы давали мне папироску, то я расстегнул карман и отцепил цепочку. А когда вы мне дали прикурить, я вынул часы». И еще пояснил: «Ваше внимание, гражданин начальник, было сосредоточено на папиросе — загорится она или нет, а мое внимание было сосредоточено на ваших часах!».

В ПОДВАЛЕ Ляпуха находился на особом положении. Распорядок дня и заботы его обитателей он игнорировал, а Отец и Бородатый не обращали на это внимания. Целыми днями, жалуясь на нездоровье, он дремал в своем ящике. Когда Маруся была свободна от снабженческих забот, он охотно вступал с ней в разговор.

— Ну, вот, скажи–ка, Алексей (она не любила прозвищ), — спрашивала она его, — что ты, как пиявка, на теле у трудового народа сидел? Неужто тебя никогда совесть не грызла? Люди зарабатывали свою трудовую копейку, боролись за жизнь доктора Хайдера, проливали кровь в Афганистане, а ты, значит, в это же время грабил народ?

— Какой Хайдер? Причем тут Хайдер? Я работал еще при Сталине. Но, были бы у меня силы, я бы и сейчас кожу [55] Кожа — кошелек. кое у кого повытаскивал! Слыхала ты, какую дачу себе Горбачев в Форосе отгрохал? Это он — «трудовой народ»?

— Все равно нехорошо, — не соглашалась Маруся. — Грех это — жить за счет трудящихся масс! Мне депутат горсовета Пасленков рассказывал в политклубе, что скоро он и другие демократы насовсем расправятся с такими как ты, и преступности в городе не останется.

— Да не трогал я трудяг–то, — говорил ей Ляпуха.

— Это как же, не трогал? На лбу, что ли, у них написано, кто буржуй, а кто бедный?

— Вот и глупая ты, баба! Как еще написано! Например, подъезжает на «Победе» к базару — тогда еще в Советскои Союзе иномарок не было — эдакая фря. Пальчиком разманикюренным в арбузы на лотке тычет. У такой никогда не убудет, хотя она и визжит громче всех, когда кошелька не находит в своем ри¬дикюле.

— Все равно грех! — не сдавалась Маруся. — А с грехом надо бороться. Ты боролся?

— Как это? — не понял старик. — Сам с собой, что ли?

— Дык сам с собой, конечно! Вот в церкви такую историю мне рассказывали… Будто бы монах Макарий все гневался да гневался. Все враги ему какие–то мешали. И ушел он в пустыню. И вот как–то поставил он кувшин с водой, а кувшин упал. Только поставит, а кувшин снова падает! И так — три раза. Рассердился монах! Но понял, что причина гнева — внутри него самого, и бороться надо с внутренним врагом. И победил его! Смиренным стал! Вернулся в монастырь, святым сделался. В церковном чине даже икона есть — Святой Макарий называется. Вот и тебе, Алексей, тож надо было бороться с собой!

— Боролся… Когда уж руки подводить меня стали, я сунулся в ментовку за паспортом. А мне там: «Устройся сперва на работу, тогда выдадим!». Хотел устроиться часовщиком — я в этом деле смыслю — там такая же песня: «Получи паспорт — тогда приходи». Ну, и пришлось еще много лет — это уже при Андропове и Черненке — бороться… с чужими кошельками.

Маруся крестилась, просила Господа: «Прости его душу грешную!»

СЕЙЧАС Ляпуха, выслушав Бородатого, вернулся на свое место и стал укладываться на ночь, слыша, как Маруся шепчет молитву. А Бородатый пошел наверх.

Закончил свое занятие с окурками Сортирщик. Стылый лег поблизости от кровати больного Отца, как приказал Ляпуха. Для всех наступила еще одна ночь. И хотя она была душна и смрадна, они этого не замечали и получали такое же удовлетворение, как если бы спали на даче в Форосе…

А НАВЕРХУ текла другая жизнь — бурная, митинговая, конфликтная, социально обостренная. Жидкая прослойка демократов, сумевшая прорваться сквозь хитроумные кордоны, возведенные на пути к власти всесильными партаппаратчиками, все–таки сумела овладеть частью мандатов в представительных органах и теперь добивалась отмены шестой статьи Конституции СССР, закрепляющей ведущую роль КПСС в обществе. Политические страсти кипели как в центре, так и на местах.

Соответственно прибавилось работы в органах внутренних дел — кроме выполнения оперативной работы необходимо было обеспечивать порядок на митингах, что не вызывало у их работников большого энту¬зиазма. Вот и сейчас начальник милиции Кейбин, отвечая на звонок председателя горсовета Иваненко, пытался возражать:

— Ну, почему митинг должен проходить именно шестнадцатого числа? — спрашивал он. — Пусть этот Пасленков со своей долбаной «Солидарностью» перенесет митинг на неделю!