Артемий Люгер - Быть киллером

— На пять минут, — сказал я, выдавив из себя улыбку, хотя улыбаться мне вовсе не хотелось. Я был по-настоящему растерян, да что растерян — раздавлен. Помимо того очевидного факта, что я сидел в подвале, прикованный наручниками к стене, была ещё смерть Анны Михайловны, которая сильно меня ударила, не знаю — по голове? — по сердцу? И предательство Дашки, которое ударило ещё сильней: наверное, подлость бьёт сильней, чем утрата.

— Жизнь на пять минут или на полдня, — продолжил я разговор с Вадим Сергеевичем. — На кой чёрт я буду нужен вам без этой папочки? Так что выбор у меня не из двух, а из одного. А такой выбор мне не нравится.

— Кое-какая логика в твоих словах есть, — признал Вадим Сергеевич, — но только кое-какая. Объясняю тебе подробнее. Твоя папка и ты представляешь для нас опасность только вне России. Дома, без папки, ты для нас не угроза и ликвидировать тебя нам просто нет смысла. А без смысла мы ничего не делаем. Материала на нас у тебя уже нет, а у нас на тебя — вагон и маленькая тележка: вспомни-ка свои специфические, скажем мы мягко, заслуги. Да что там твои киллерские подвиги! — всего одно слово друзьям «Папы» — и назавтра ты уже где-нибудь на лесной полянке отдыхаешь в виде готового к употреблению шашлыка. Разделан и поджарен. А нам ты ещё можешь пригодиться: твоя первая профессия ещё востребована. Правда, не как раньше, но и списывать её, как ненужную, ещё, дружок, рано. Расклад ты понял. Ну, так как?

— Понял, — сказал я, — есть, однако, мелочи, в основном технического свойства: ну, там, деньги, документы и ещё кое-что, о чём мне надо подумать. В основном вы меня убедили, но сказать «да», вот так сразу, сейчас, я не готов. Короче, дайте мне срок подумать.

— Ну что ж, подумать всегда не грех. Учти только, что у нас мало времени. И терпения, замечу тебе дополнительно. Короче, завтра в это же время я здесь. И жду ответа. Разумеется, положительного. А пока отдыхай.

Он взял в руки кружку и три раза постучал по трубе.

— Лёша, — сказал охраннику, — покорми парня, ну и — туалет, всё такое. Завтра в двенадцать я здесь. И, кивнув мне, вышел.

— Жрать будешь? — спросил Лёша.

— Попозже, через пару часов, — отозвался я. Голова ещё немного побаливала, и аппетита не было совсем. А главное, накопилось много информации, которую ещё следовало переварить.

Прежде всего — о какой папке идёт речь? О папке с компроматом, которая была у Анны Михайловны. Я об этой папке никогда от неё не слышал. Это, однако, не означает, что её не было. Но если она была, почему Анна Михайловна покончила с собой, а не воспользовалась ею? И ещё: почему она сказала (или дала понять), что отдала эту папку мне? Поломав голову над этими вопросами, я пришёл к выводу, что этой папки просто не существовало в природе. То есть, может, она когда-то и была, но в последнее время её уже не было. По всей видимости, в сегодняшней России она никакой опасности не представляла: то, что сейчас там происходит, пострашней любого фильма ужасов. На этом фоне шалости гэбэшного начальства и впрямь могли выглядеть пустяками. Так что, скорее всего, этой папки у неё не было. И сказала она, что передала её мне, только для того, чтобы меня спасти, дать мне шанс выжить. Тихо жил бы себе с этой «папкой» в Буэнос-Айресе или Гонолулу, и никто бы меня не искал — зачем будить лихо, пока оно тихо? А без неё замочили бы быстро и без разговоров, как моего подельника по американскому делу Виктора. И сейчас эта «папка», в которую эти зубры, которые ничему и никому не верят, поверили, потому что за ней самоубийство, — мой единственный шанс на спасение. Ах, милая моя, дорогая Анна Михайловна! Никогда, даже в постели не называл я её Аней, Анечкой или ещё каким-нибудь уменьшительным именем. Только по имени и отчеству. Нам обоим это нравилось, было в этом что-то возбуждающее. Как, наверное, в сексе у ученика с учительницей. А сейчас… А сейчас я вспоминаю её поцелуи, её смех, её губы…

И всё-таки сейчас надо было думать о другом. Я отогнул край своей подстилки и внимательно рассмотрел участок раскрошившегося бетона. Осмотрел и решил, что стоит попытаться отковырять кусок, могущий послужить оружием. Не жалея ногтей, я выцарапывал из щелей мелкие кусочки и отбрасывал их далеко в сторону. И после двухчасовой работы выковырял кусок бетона по моей прикидке грамм на четыреста-пятьсот. Это уже было кое-то… Я положил его под подстилку так, чтобы можно было быстро достать правой рукой. Весь день я разрабатывал подробный план действий, исполнение которого наметил на завтрашнее утро. Позавтракал, пообедал и поужинал, еда была, конечно, не ресторанная, но вполне сносная. Сходил пару раз, разумеется, под конвоем, в туалет, с которым тоже счёл нужным поближе познакомиться, и под вечер, устроившись поудобнее на своей кошме, постарался заснуть.