Задание, с которым я был отправлен в Литву, было простым: я должен был убить… Чёрт возьми! К этому времени я выполнил не один заказ, да и в Афгане служил отнюдь не поваром, но как всё-таки трудно выговорить это гнусное слово «убить»! Куда легче, нейтральнее — «ликвидировать» или, скажем, «устранить». Но, называя вещи своими именами — я должен был именно убить. Убить Виктора Семёновича, в чьём распоряжении я был в Питере несколько дней. И с которым уже здесь, в Вильнюсе, перекинулся несколькими словами. Сев в нашу машину, он сказал — Как дела, Андрей? Смотрю, Литва пришлась тебе по вкусу. — Конечно, с Михаилом Петровичем я был в куда более тесных отношениях, но там были личные счёты, да и Лёхину смерть я прощать ему не собирался. А здесь…
Через два часа мы втроём парились в уютной лесной баньке-сауне — литовская номенклатура не хотела отставать от российской, поэтому под Вильнюсом было понастроено немало таких «заведений» для местных и заезжих бонз.
— Поедем в нашу, — сказал Александр Петрович. После парной Александр Петрович и Виктор Семёнович выпили и закусили, мне, как водителю, не наливали. А когда вышли и подошли к оставленной на специальной стоянке машине, я выстрелил Виктору Семёновичу в голову из полученной утром от Александра Петровича «беретты».
Убедившись, что второго выстрела не требуется, Александр Петрович сказал:
— Оставь его, как лежит. Поехали.
Перед въездом в город, он попросил: — Притормози.
И когда я остановил машину, проговорил:
— Вот что, Андрей. Думаю, что понимаю твоё состояние. Но это был приказ, а приказы не обсуждаются. Но на один твой незаданный вопрос могу ответить. Почему здесь, а не в Питере? Потому что было надо, чтобы генерал КГБ был убит в недружественном нам государстве. Может сложиться ситуация, когда это будет нам очень и очень на руку. Всё. Остальные вопросы — к Вадиму Сергеевичу. Но мой тебе искренний совет их не задавать. Высади меня у автовокзала, а потом возвращайся в гостиницу. На твоём месте я бы принял грамм двести и снял симпатичную литовскую девушку.
Состояние моё было не из лучших. Одно дело видеть «клиента», о котором ты не знаешь ничего и к которому не испытываешь никаких личных чувств, в перекрестье оптического прицела, и совсем другое — с двух шагов стрелять в человека, с которым ты две минуты назад разговаривал и за одним столом закусывал. По иронии судьбы Виктор Семёнович был убит точно так же, как — по его приказу — его водитель Степаныч в лесу под Питером. Поэтому я последовал совету Александра Петровича, только принял не двести, а два по двести. После чего пригласил к себе в номер сидевшую за соседним столиком невысокую и ладную блондинку.
Утром я проснулся от ощущения пристального взгляда. Открыв глаза, я увидел, что, облокотившись на локоть, на меня внимательно смотрит Агота.
— Ты ночью всё время что-то бормотал во сне. Тебе снилось что-нибудь плохое?
— Пустяки, — сказал я, — просто немного устал. Лёгкое одеяло, которым мы накрывались ночью, сбилось куда-то в ноги, и, посмотрев на обнажённую девушку, я снова притянул её к себе.
В ванную Агота пропустила меня первым, а когда вышла из ванной сама, я вдруг почувствовал такую тёплую волну нежности, что неожиданно для себя сказал:
— Ты знаешь, мне почему-то не хочется с тобой расставаться. Как ты смотришь на то, чтобы нам вместе позавтракать?
— Положительно смотрю, — сказала она, — мне тоже почему-то не хочется с тобой расставаться.
В ресторанном буфете мы взяли по чашке чёрного кофе с круассанами, Агота сказала, что перегружать желудок не стоит, потому что после мы пообедаем настоящими литовскими блюдами, которые мне обязательно понравятся. В центре города она подвела меня к Острабрамским воротам.
— Ты был внутри?
— Нет, сказал я, — рядом был, а внутри нет, но про них уже кое-что слышал.
— Слышать мало, это надо видеть, — сказала Агота, и через боковую дверь мы вошли внутрь. В часовню, которая находилась внутри самих ворот, нужно было подниматься по лестнице, на которой я с удивлением увидел нескольких женщин, которые поднимались по ступенькам на коленях. Я знал, что в Питере тоже есть действующий костёл на Ковенском переулке, но никогда в нём не был и, честно говоря, сомневаюсь, что там можно увидеть подобную картину. В самой часовне на стене царила икона Богоматери в роскошном серебряном окладе.
— По слухам, этот образ художник писал с литовской девушки Барборы Радвилайте, — сказала Агота.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу