Чарльз Уильямс - Змея

Джордж сидел, навалившись на сломанный руль, чьи обломки пробили ему грудь. Свэл приложил к его шее руку — пульса не было. Голова Джорджа качнулась.

Вновь присев рядом с Харви, он стал искать ключи от наручников.

Дождь не переставал, одежда промокла насквозь и в мокрые карманы было не просунуть руку. Ботинки тонули в грязи, доходившей до щиколоток, и, перевернув Харви, чтобы добраться до задних карманов, он увидел, что там тоже полно грязи.

В карманах оказалось только немного мелочи и бумажник. Он открыл его, пытаясь отыскать ту фотографию, позабыв о деньгах и вспомнив о них потом, уже слишком поздно.

Нащупав глянцевый листок, он извлек снимок, а бумажник швырнул в грязь. Фото в темноте было не разглядеть, но он был уверен, что оно — то самое. Ухмыльнувшись, сунул его в карман. Тошнота прошла, осталась только мысль:

«Доживу до того дня, когда покажу ее этой стерве…»

Потом он нашел перочинный нож, потом — кольцо с четырьмя ключами. Попробовав, убедился, что они слишком велики. А других у Харви не было.

Встав, он вновь просунул голову и руку внутрь через разбитое стекло передней двери. Искать нужно было у Джорджа, но так трудно действовать одной рукой, другой держа на весу тело Харви…

Извлечь Джорджа из машины он не мог — обе передние двери заклинило. Влезть через другое окно — тоже. Но ключ был нужен, и поживее — время шло, машину наверняка уже искали.

Начал он с карманов пиджака, потом проверил карман рубашки, где оказалась только пачка сигарет. Долго добирался до правого кармана штанов, из которого все высыпал на сиденье… Ничего…

Он подумал было про левый карман, на который Джордж навалился всем весом, но тут вспомнил о пистончике. Сунул туда два пальца и едва не взвыл от радости, нащупав плоскую железку. Зажав ее пальцами, по форме понял, что это и есть нужный ключ и что он теперь может избавиться от тела Харви и уйти.

Втянув голову наружу, хотел вытащить руку с ключом, но, позабыв об осколках стекла, торчавших в раме двери, напоролся на них и глубоко всадил один в предплечье. Дернулся, отскочил назад — и услышал, как ключ, звякнув о дверь, отлетел куда-то в грязь.

Тишина. В темноте он слышал только, как шумит дождь и кровь стучит у него в висках.

Лежа в сарае, Митч прислушивался к плеску воды в желобах. Ливень прошел, но продолжала сеять мелкая морось, и это могло затянуться на сколько угодно. Ночь была жаркой, несмотря на дождь, так что он вспотел, хотя разделся до трусов и майки. Думал он о Свэле, о том, что урожай может пропасть, если не кончится дождь, и невольно думал о Джой, не желая, но чувствуя, что отвлечься не удается.

«Какого черта ее сюда принесло? Некуда больше было поехать, что ли?»

Послышались торопливые шаги по мокрому гравию и в дверях появился светлый силуэт.

— Митч, ты спишь?

— Что случилось, Джесси? — отозвался он. — Заходи, не мокни!

Привстав, он убрал с ящика табак, освобождая для нее место. Потом свернул самокрутку и чиркнул спичкой. При вспышке заметил, что Джесси в просторной муслиновой ночной рубашке, с растрепанными мокрыми волосами сидит напряженно выпрямившись, сложив руки на коленях. Она смахивала на серьезного, но напуганного ребенка, и, похоже, недавно плакала.

— Ведь собака-то Свэла! — вдруг сказала она.

— Да… — что он мог ответить?

«К черту Свэла! И старика тоже! Чем могу я ей помочь?»

— Он всю жизнь просидит в тюрьме, а у нас даже Мехико не будет…

Джесси беззвучно заплакала, но тут же перестала, потому что понимала, — настроение Митча от этого лучше не стало.

— Митч, ты веришь, что он это делал?

— Что?

— Все те ужасы, про которые говорят. Думаешь, это правда? Ты же знаешь его лучше всех. Веришь, что он грабил магазины, стрелял в полицейских и избивал людей по заказу? Зачем это было нужно и почему поручали именно Свэлу? Ты веришь, что он совершил все эти гадости?

— Да, — сказал Митч.

«Попытайся я соврать, она бы почувствовала», — подумал он.

— Он мне делал тележки к Рождеству. А колеса деревянные отпиливал от бревна.

«Для суда это не аргумент, — подумал Митч, — но разве ей объяснишь?»

— Помнишь, Митч?

— Да, — он швырнул сигарету на пол и уставился на тлеющий окурок, — да, помню.

— А раз сделал упряжь, чтобы Мехико тащил тележку. Только раз — через год я уже так выросла, что Мехико бы не потянул.

«Хорошо, когда человек силен и неуязвим, — думал Митч. — Свэл — как камень, ничто его не берет».

Когда Джесси вышла, Джой осталась в постели.