Чарльз Уильямс - Змея

— Будете тут околачиваться, скоро и о вас заговорят.

Машина тронулась, и Митч вернулся на веранду.

Джесси встретила его возмущенная.

— Зачем ты так разговаривал с Джеймисонами? Ты их обидел.

Джой сидела в кресле у входа. Окинув его убийственным взглядом, отвернулась.

— Что ты шьешь? — спросил он у Джесси.

— Я же тебе говорила: пляжный костюм. Как у Джой.

— Брось его в печку.

— Да ты что! — она прижала шитье к груди. — У Джой есть, и я тоже хочу!

— В печку! — повторил Митч. — Плевать мне на Джой.

— Но почему ей можно такое носить, а мне нет?

Митч долго молча смотрел на нее.

— Джой замужем, муж ее в тюрьме, — наконец сказал он. — Может, это у нее траур такой.

— Про Свэла ничего не передавали, — сообщил Кэс за ужином. — Я сказал Джеймисонам, что скоро уже не стану ходить к ним: у нас будет свой приемник — Джой его выиграет на конкурсе красоты.

«Да, — подумал Митч, — он уже свои бредни за реальность принимает!»

Около девяти вечера у бензоколонки под навесом остановился «шевроле». В машине сидели трое. На улице лил дождь.

Выглянувший паренек вопросительно уставился на них.

— Сорок литров, — бросил шофер.

Этот здоровяк с массивным, гладко выбритым лицом носил шляпу с лихо загнутыми спереди полями, и каждый раз снимая ее, вынужден был класть на угол стола или стула. Звали его Джорджем.

— Конечно, мистер, — услужливо улыбнулся парнишка. — Мерзкая погодка, правда?

— Слышишь, Харви? — Джордж обернулся назад. — Он говорит, погода-то мерзкая.

Харви был в белой фуражке, какие носят полицейские на юге. Улыбаясь, он сверкал парой золотых зубов. Покосившись на парня, сказал:

— Знаешь, Джордж, спорить лучше не стоит. А то парень он, видно, лихой…

— И неизвестно, что будет, если станем ему перечить, — подхватил Джордж. — Мы люди не местные и неприятности нам ни к чему.

— Да я просто так, — смутился парень, — просто к слову пришлось. Не все равно, какая погода — плохая или хорошая!

— Ну я же говорил, Джордж, — сказал Харви. — Он над нами издевается. Только что твердил, что погода плохая, а теперь уверяет, что хорошая.

— Держи себя в руках, — ответил Джордж. — Даже если он заявит, что в моторе у нас вместо масла кленовый сироп, соглашайся. Видал я таких, сами нарываются на драку и сами на тебя бросаются.

Нагнувшись, чтобы завинтить пробку бензобака, парнишка заметил наручники, приковавшие к Харви Свэла О’Нили, и замер. Заметив это, Харви подмигнул Джорджу:

— Видишь, что случается с такими лихими парнями? — сказал он. — Я зарезал старушку, которая меня обидела, и теперь меня везут в тюрьму.

Парень с уважением уставился на Свэла, который слушал все это с усталым и недовольным видом.

— А вы заместитель шерифа, да? — спросил он.

— Нет, — равнодушно буркнул тот, — я заключенный, а заместитель шерифа — тот самый мордоворот, с которым я скован.

— Что-то Бешеный Пес разговорился, ты слышал, Джордж? Собирается сделать себе рекламу, чтобы победить на выборах?

Джордж рассчитывался за бензин, втолковывая парню, почему в квитанцию нужно вписать не сорок литров, а шестьдесят.

— По-моему, хочет схлопотать по морде, — процедил он сквозь зубы.

— Ничего ты не понимаешь, — не унимался Харви, — наш Бешеный Пес теперь стал звездой.

— У меня бы он сразу угомонился, — сказал Джордж.

Он отвернулся и заглянул Свэлу О’Нили в глаза.

— Знаешь, ты, у меня руки так и чешутся.

— Не у тебя первого, — презрительно бросил Свэл. — За меня уже не раз принимались.

— Это смотря как браться за дело.

Павильон заправки был освещен неоновыми лампами, откуда неслась музыка. Оттуда вышла девушка и остановилась у входа, потягивая кока-колу и покачиваясь в такт музыке: высокая брюнетка с широкими бедрами, затянутыми слишком тесным платьем. Окинув ее жадным взором, Харви взмахнул левой рукой с наручником.

— Хорошенько смотри, Бешеный Пес, — осклабился он, — может, последний раз такой случай подвернулся.

Свэл не отвечал, а Харви эта мысль чрезвычайно понравилась.

— Не спеши, Джордж, пусть Бешеный Пес налюбуется как следует, чтоб запомнить, как бабы выглядят, пока на волю не выйдет. Постоим, пусть глазеет, пока не надоест. А то лет за двадцать — тридцать забудет, что у них между ногами водится.

О’Нили слушал совершенно равнодушно. Ему хотелось курить, и он даже не повернулся в сторону девушки.

В этом высоком здоровенном парне даже сейчас, в машине, скованном наручником с полицейским, ощущалась спокойная скрытая сила, не подвластная никому.