Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

Те, естественно, которых Малюткин не успел в прокуратуру переманить. И методики сейчас замечательные. Если сильно постараться, пошарить в картотеке (у Мотовило имелась личная картотека на кое-кого из пархомовских боевиков, этой информацией с ним поделился капитан из городского отделения ФСБ, его боевой товарищ по Чечне) и, если повезёт, можно вычислить личность любителя забираться ночью на крышу пиццерии…

Ну и что? Ну, забрался! Ну, покурил, укололся. Ну, любитель экстрима. Или лунатик. Случайно погулять вышел. Заодно и покурил, а потом ещё и укололся для полного кайфа. Уголовно ненаказуемо.

В номер Самсонова Гоша с операми не попал. Гондон Байкалов номер опечатал. А сегодня апартаменты наверняка в срочном порядке начнут ремонтировать. Во всяком случае, подчистую уничтожат все следы преступления, соберут осколки, по которым можно было определить, что стреляли из гранатомёта.

Мотовило взял в руки пакетики, как бы взвешивая их. Не густо. Надо честно признаться: не густо. Почти ничего у него нет на Пархома. Нужно что-то другое, более весомое… И вообще, официально — по закону — трудно чего-нибудь добиться… А может, ну их нахрен, эти улики? Может взять, да и грохнуть? Тупо грохнуть, отомстить за Сидорова? Одним уголовником меньше будет. Ну, в самом деле, что у него есть, кроме подозрений и необоснованных обвинений уважаемого в городе человека? Не ехать же в Москву с использованным шприцем и двумя окурками. Засмеют. Правда, есть ещё Альфред Аркадьевич Молотилов. Бомж. Человек без паспорта. Но где он? Сбежал. Найти-то можно, конечно. Хотя бы для того, чтобы спрятать от Пархома.

Гоша снял трубку и позвонил жене. Наденька не спала, так как ответила быстро, и голос у неё был совершенно не сонный.

— Ну, что ты так долго не звонил, Гоша? — с места в карьер упрекнула его Наденька, она почему-то всегда знала, что звонит именно он. — Ты же знаешь, что я волнуюсь!

— Привет. Вот он я. Поздравляю тебя с добрым утром и с праздником, любимая.

— С добрым утром не поздравляют. Его желают.

— Тогда я желаю тебе доброго утра.

— Спасибо. И я тебе.

— Надюш!

— Что?

— А ты как знаешь, что это я звоню?

— То есть?

— Ну… всегда, когда я звоню, ты знаешь, что это я. Снимаешь трубку, я ещё слова не успел сказать, а ты уже знаешь, что это я. Как это у тебя получается?

Надя рассмеялась, но как-то грустно:

— Ты же из кабинета своего звонишь. У твоего телефона звонок особый. Печальный какой-то.

— А-а-а, понятно, — сказал Гоша и подумал про себя: «Лукавит. Когда я не из кабинета звоню, она всё равно знает, что это я».

— А ты почему не спишь?

— Не спится. Тебя жду.

— Альфред с Окрошкой не приходили?

— Не-ет, — удивилась Надя, — а что, должны были?

— Не знаю. Я им приказал из машины не выходить, а они сбежали.

— Нет, никто не приходил. Окрошка? Почему Окрошка? Смешное какое прозвище у этого Грохотова… Нет, не было ни Альфреда Молотилова, ни Грохотова-Окрошки.

«Куда же они делись? — подумал Гоша. — Неужто на „Искру“ отправились? Да нет, вряд ли. Не такие же они дураки, чтобы прямиком в лапы к чеченам. Наверное, затаились в каком-нибудь другом бомжатнике. Надо срочно искать».

— И Сидоров не приходил, — продолжала Надя.

— А он больше не придёт, — вздохнул Гоша. — Погиб Сидоров.

— В гостинице? Где взрыв был?

— Да.

— Ты переживаешь?

— Хороший был мужик. Хотел Пархому за жену отомстить. Теперь… — Гоша вдруг замолчал.

— Гоша! — голос у Нади был обеспокоенным, — Алё, Гоша! Что ты молчишь? Ты что задумал?.. Не смей! Не ввязывайся в это дело! Слышишь меня? Гоша?

— Ну, что ты! Я и не думал даже…

— Не ври. Я же тебя знаю. Ввяжешься — всем плохо будет. Не только тебе. Обо мне подумай. О нашем… маленьком.

— О ком? О каком маленьком? — не понял Гоша.

— О том, который будет.

— Ты что?.. Ты… Ты просто так говоришь, гипотетически? Или…

— Или. Но я пока не уверена. Не хотела тебе говорить, хотела сначала убедиться… чтобы на сто процентов.

— Наденька! Родная! Да ты… Я не знаю, что сказать! Надюша…

— Ты не радуйся раньше времени. Может, опять ничего.

— А ты сумки тяжёлые таскаешь! С ума сошла! Чтобы с сегодняшнего дня ничего тяжелей стакана… молока не поднимала. Ясно?

— Слушаюсь, товарищ майор! Ты скоро домой?

Мысль о поисках Альфреда выветрилась из головы майора.

— Уже лечу! Целую тебя!

Мотовило положил трубку и снова взглянул на пакетики, сиротливо лежащие на столе. Потом перевёл взгляд на корзину для мусора, стоящую между столом и сейфом, подумал, и, открыв сейф, положил вещдоки на нижнюю полку.