Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги

И таких, как я, Ходорковского, Абрамовича и прочих. Раньше, когда я был моложе, и, наверное, не таким умным, не таким рассудительным, как сейчас, когда богатство только-только на меня свалилось, я не задумывался над моральной составляющей своих доходов. Мне было некогда об этом задумываться, я вкалывал, как каторжный, жертвовал всем — временем, здоровьем, семьёй, я работал без выходных и проходных. Всё казалось мне простым и естественным, а то, чему я стал хозяином — справедливым вознаграждением за мои жертвы и за мой труд. Деньги падали на меня с неба золотым дождём, а точнее, били из Земли чёрным нефтяным фонтаном, а я думал, что это мои деньги, что это лично я их заработал. Слава богу, это было временным умопомешательством. Головокружением от успехов, так сказать…

Самсонов посмотрел Сидорову в глаза, словно ожидая, что тот что-то возразит или согласится. Но Сидоров молчал. И не потому, что у него не было личного суждения на этот счёт. Сидоров на собственной шкуре испытал, что это значит — быть нищим в то время, когда отечественные нефтяные короли и прочие, избранные неизвестными силами россияне не просто жируют, а буквально не знают, на что ещё потратить шальные деньги. Некоторые покупают футбольные клубы, другие — старинные замки, антиквариат и драгоценности. А большинство нуворишей просто сорят деньгами, купаются в шампанском и принимают ванны с чёрной икрой. Он и сам когда-то за ночь оставлял в казино по нескольку тысяч долларов.

В принципе, Сидоров разделял мнение Андрея Валентиновича по поводу того, сколько, кому и что должно принадлежать. Но ведь он, Алексей Сидоров — бомж. И всё, что он мог и хотел сказать, было похоже на элементарное поддакивание. К тому же бомж, придерживающийся левых взглядов, смешон. Конечно, не так, как смешон бомж-либерал, но и на коммунистические митинги бомжи не ходят. Разве что от нечего делать. Но таких моментов, когда бомжу нечего делать, практически не бывает. Как потопаешь, так и полопаешь. Не то, чтобы у бомжей начисто отсутствовали политические взгляды и убеждения, они есть, только глубоко внутри, загнанные туда озлобленными и обдолбанными подростками, скинхедами и ментами…

— А потом я протрезвел, — продолжил Самсонов, не дождавшись от зятя слов поддержки, — в один прекрасный момент я вдруг понял, что деньги, которые есть у меня, не мои. Они должны принадлежать всем. Я начал со своего предприятия и поднял заработную плату сотрудникам, теперь они получают вдвое больше того, что получают работники других организаций подобного профиля. Потом занялся благотворительностью. На мои личные сбережения выстроена и оборудована новейшим оборудованием клиника в Таргани, профилакторий, новый детский сад, ясли. Я помогаю бедным, даю деньги на развитие культуры в регионе. Да, много чего я делаю на эти деньги. Себе оставляю немного, мне много и не надо. Наследников у меня теперь нет, а самому мне… скоро к богу. Если бы Катюша была жива…

Андрей Валентинович замолчал, и, заморгав, отвернулся, пытаясь скрыть невольные слёзы.

— А ваш сын? Владислав? — спросил Сидоров чуть погодя, когда старик снова взял себя в руки.

— Владислав… — как эхо повторил Самсонов, — Владиславику уже ничего не надо. Он живёт в ином мире — в мире счастливых грёз и ярких сновидений… Мой сын — наркоман. Законченный наркоман. К тому же, у него СПИД. Врачи говорят, ему недолго осталось… Вот так. Владику нет ещё и тридцати, а мне восемьдесят. И мне суждено его пережить. Хотя… кто знает? Может быть, мы с сыном умрём одновременно. Или я умру чуть раньше его. Так или иначе, на свете не останется никого из рода Самсоновых…

Старик замолчал. А у Сидорова промелькнула каверзная, недобрая мысль. Может быть, подумал Сидоров, Андрей Валентинович и решил всё отдать государству, потому что больше отдать некому?..

— Деньги — зло, — задумчиво произнёс Самсонов, — в погоне за ними человек может потерять самое дорогое, что у него есть… Я потерял… Да, деньги — зло.

— Но ведь вы сами только что рассказывали, что строили на эти деньги больницы и детские сады, — решил поспорить со стариком Сидоров, — разве это не добро? Разве не добро то, что вы, при помощи своих денег, хотите засадить за решётку бандита и душегуба Пархома? Разве это не благое дело?

— Да, — горько усмехнулся Андрей Валентинович, — если считать дачу взяток московским чиновникам благим делом… Впрочем, иного способа расправиться с Пархомом, к сожалению, нет.