— Счастливо! — Аня помахала из своей коляски и прикусила язык, поняв, как неуместно прозвучало это слово.
Катя ждала гостью в коридоре. Она подала шубу, открыла две двери. Вероника ушла, а в гостиной ещё долго витал аромат её крепких дорогих духов — скорее всего, «Шанели».
Аня, вдыхая этот запах, вспоминала весь разговор. И особенно — горящие ненавистью глаза Вероники под низкими тёмными бровями…
Нас генералами песков зовут —
Здесь наша жизнь, здесь наш приют.
И семь ветров нам колыбель поют,
И слёзы спать нам не дают…
Владимир Звягин слушал свою любимую песню из фильма «Генералы песчаных карьеров», которую неожиданно запели вживую на сцене московского ресторана. Он ел блинный пирог с сёмгой и помидорами, пил тодди с виски и лимонным соком — провожал уходящую Масленицу. И почему-то с утра не покидано ощущение того, что он провожает собственную жизнь, которой остаётся всё меньше. Она утекала, как песок между пальцами. Но Звягин совсем не жалел эти драгоценные часы и минуты. Он просто ел и пил, словно хотел насытиться перед тем, как уснуть навеки.
Почему-то всё то время, что велась подготовка к ликвидации Вениамина Хуторова, он чувствовал себя голодным. И никак не мог съесть столько, чтобы перестать думать о пище. Странно, но пока Владимир сидел в СИЗО и психиатрической больнице, голода не было.
Наверное, сказался эффект отложенного спроса, и желание постоянно что-то жевать навалилось уже в Солнечном, на берегу Финского залива. Там Владимир проходил реабилитацию после больницы. Много спал, ещё больше тренировался. Скорее всего, сказалось принудительное лечение, после которого все становились невероятно прожорливыми. Кроме того, Владимир и прежде отличался хорошим аппетитом.
Тогда он жил в Солнечном, в Курортном районе, в небольшом деревянном домике. Жильё почему-то было обставлено в средневековом стиле. Владимир поглощал по две жареные курицы в день, постоянно пёк картошку, мазал хлеб свиной тушёнкой и без перерыва кипятил чайник.
Провоцировали желание пожрать и долгие тренировки в зимнем лесу на свежем воздухе, пробежки и неспешные прогулки по берегу Финского залива, воспоминания о проведённом неподалёку отсюда безрадостном детстве. Хранительницей его родного очага была бабушка по отцу Евдокия Николаевна Вишнёва. Она приняла старшего внука в семью после того, как сынок Аркашенька сгорел от рака крови — профессиональной болезни наборщиков. Невестка Надежда, оставшись вдовой, постриглась в монахини.
Звягин вспомнил, что сегодня — пятница, по календарю «Тёщины вечёрки». Из-за бабы Дуни он выучил названия всех дней Сырной седмицы. Зятья угощали блинами тёщ, говорила бабушка, а сама накладывала ему горячую горку блинов с луковым припёком.
Теперь уже тёщи у него никогда не будет. Всё ушло и не вернётся. Надо выпить ещё тодди. Домой, в случае чего, можно уехать и на такси. Сегодня ему работать не нужно. До часа «Х» остаётся девять дней. Двадцать девятого февраля Хуторов приедет к своей шлюхе Роне попрощаться перед бегством за кордон. Мог бы и раньше смыться; почуял что-то, козёл. Но, видно, ещё не окончил дела в России.
Даже если Хуторов передумает и не объявится в клубе, Владимир всё равно достанет его. Это уже дело техники — всадить ему фирменную пулю прямо в лоб. Или лучше в глаз, чтобы не делать контрольный выстрел.
Хуторов не скроется от своей судьбы. Он всё время под наблюдением, а потому открыт всем ветрам и доступен, как девочка на Тверской. Вениамину Георгиевичу остаётся жить двести шестнадцать часов…
За соседним столиком сидела пожилая гладкая мадам в чёрном платье и белом шарфике. На руках она держала кошку, тоже толстую, чёрно-белую, в вязаном берете. На хозяйке была замысловатая шляпа с розами и листьями. Женщина ела блинные рулетики с крабовой начинкой и кормила ими же свою кошку.
Звягин засмотрелся на эту счастливую, умиротворённую парочку, которой больше ничего и не было нужно. Кошка и хозяйка очень походили друг на друга. Были нужны одна другой, и не хотели ничего менять в этой жизни.
Звягин, между прочим, отметил, что женщина напоминает бабу Дуню, только более ухоженная и интеллигентная. Кстати, точно такой же кот Сенька, чёрный, с белыми усами, жил в их домике. Жаль, что бабы Дуни больше нет, и не справить вместе с ней эту Масленицу, не посидеть за самоваром.
Когда Владимир жил в Солнечном, он, несмотря на запрет посредников, тайком ездил к бывшему своему дому, ходил вокруг, смотрел на окошки. На них ещё висели бабушкины занавески в крапинку, стояли горшки с цветами. Столетники и герани кто-то поливал — они не засыхали, тянулись к зимнему солнцу, которое только-только начало отрываться от линии горизонта.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу