Владимир Плотников - По остывшим следам [Записки следователя Плетнева]

— Мы должны заниматься не предположениями, а оценкой реальных фактов и достоверных сведений о них, — ответил я, постепенно приходя' в себя. — В данном случае мы знаем, что веревки и брезент были разрезаны. Это при необходимости подтвердит экспертиза. Участие Ухова в других кражах, если даже в них не придется никого обвинять, тоже имеет доказательственное значение…

Этот спор, наверное, продолжался бы до бесконечности: где два юриста, там три мнения. Его прервал шум в коридоре.

— Наши вернулись, — сказал Чижов. — Давай доложим дело прокурору.

Прокурор оказался легок на помине. Войдя в кабинет, он протянул мне руку:

— Спорите? Это уже хорошо. Продолжайте.

Прокурор сел напротив меня, закурил и стал вникать в существо разговора.

— Я не уверен, что разобрался в обстановке до конца, но кое-какие соображения у меня возникли, — сказал он некоторое время спустя. — Думаю, что Ухова освобождать нельзя. Иначе может быть утрачена перспектива. А она наметилась. Однако обвинение ему нужно изменить. Его участие в хищении — пока только догадка, не больше. Есть доказательства того, что он приобретал и сбывал имущество, заведомо добытое преступным путем. Обвинять его в более тяжком преступлении мы не имеем права. Что касается Рябчикова, то санкцию на его арест я сейчас дать не могу. К этому вопросу, мы вернемся после того, как вы, Дмитрий Михайлович, допросите его в Калинине.

Слушая прокурора, я придирчиво вникал в его слова. Поначалу они казались мне слишком рассудочными, но, вдумавшись в них, я понял, что прокурор, если он действительно прокурор, должен был сказать именно так — твердо, трезво, не строя иллюзий, но с верой в будущее и в силы следователя.

Проходная Калининского экскаваторного завода гудела, как растревоженный улей. Двери почти не закрывались. Беспрестанно вертелись турникеты. Люди с развернутыми пропусками в руках шли, не останавливаясь, мимо вахтеров к своим цехам. Приближалось начало рабочего дня.

Я побывал здесь накануне. В списках командированных без труда нашел фамилию Рябчикова. Теперь, сидя за стеклянной перегородкой бюро пропусков вместе с оперативником из городского отдела милиции, я ждал от вахтеров сигнала о его появлении. Нервы мои были напряжены до предела. Но вот возле одного из турникетов возникла пробка: вахтер остановил молодого приземистого мужчину в сером пальто, с непокрытой головой и направил его в бюро пропусков. Я вышел ему навстречу, спросил:

— Геннадий Рябчиков?

— Да, — ответил мужчина.

— Я — следователь. Дайте ваш пропуск.

Рябчиков протянул мне пропуск.

— Теперь дайте паспорт.

— Это почему? — возмутился Рябчиков.

— Потому что он вам, возможно, больше не потребуется, — спокойно ответил я и, когда Рябчиков отдал паспорт, предложил ему — Пойдемте с нами.

— Куда?

— В милицию.

Когда схлынул людской поток, мы втроем вышли из проходной и зашагали по улице. Порывы весеннего ветра били нам в лицо, солнечные блики заставляли жмуриться. Рябчиков делал вид, что не замечает своих спутников. Засунув руки в карманы, он прыгал через стянутые льдом лужи, улыбался сам себе и что-то насвистывал, но в конце концов не выдержал и спросил, обращаясь ко мне:

— Вы откуда?

— Из Ленинграда.

— Из Ленинграда? — удивился Рябчиков. — К стыду своему, никогда в нем не бывал.

— В Ленинграде мой дом, — уточнил я. — А работать приходится в Новгородской области. Пролетарку, Зайце-во, Вины знаете?

— Знаю…

— Вот там и работаю.

Рябчиков замолчал. Взглянув на него через минуту, я обратил внимание на то, что вся его голова стала мокрой. Пот струйками тек по лбу, вискам, шее, каплями висел на бровях, кончике носа, на подбородке и даже на мочках ушей. И волосы от него потемнели — сделались почти черными. С таким явлением мне еще не приходилось встречаться, но я понял: Рябчиков потрясен, сломлен и готов сдаться.

— Что это вы так вспотели? — все-таки спросил я. — Вроде бы не жарко…

Рябчиков молча вытирал лицо ладонью, а пот все лил и лил.

Мы дошли до горотдела милиции, заняли пустующий кабинет. Рябчиков сбросил пальто и остался в промокшей до нитки рубахе.

— Сколько мне дадут? — напрямик спросил он.

— Не знаю, это дело суда, но если хотите, чтобы дали меньше, рассказывайте сразу правду.

— С чего начинать?

— Можете с роликов, а можете вот с этого, — я вынул из портфеля изъятые снизки бус. — Как вам будет удобно…

— И про ролики знаете?

— Не только про них, но и про утюги…