Валерий Шарапов - Тайник в старой стене

После оккупации Пскова немцами Захар Селиванов сумел покинуть город и укрыться в одной из близлежащих деревень, где его приютила молодая бабенка Дарья, муж которой был призван на фронт в первые дни войны и пропал без вести.

Живя в деревне под немцами, Захар в полицаи идти наотрез отказался. Немецкий офицер, который призывал всех послужить великому рейху, обещал выдать обмундирование, оружие, зарплату пятнадцать оккупационных рейсхмарок в месяц и мешок картошки, но Захар сослался на старую контузию и сумел всеми правдами и неправдами уклониться от дальнейшей вербовки.

Все то время, пока они были под немцами, Захар Селиванов почти не выходил со двора. Хоть в деревне он и был чужой, но все же сильно опасался, что кто-нибудь прознает про его революционное прошлое.

Работать в поле он тоже не особо рвался, лишь изредка помогал Дарье по хозяйству. Захар считал себя заправским моряком и не особо утруждался колкой дров и сенокосом. Большую часть времени он сидел дома и не заметил, как пристрастился к алкоголю. Сожительница его терпела. Но однажды случилось так, что Захару снова пришлось менять место своего обитания.

В июне сорок пятого, уже после победы, освободился из немецкого плена законный муж Дарьи, Иван. Когда он приехал в родную деревню и увидел в своей хате незнакомого мужика, тут же бросился на него с кулаками. Захар, хоть и было ему в ту пору уже за пятьдесят, оставался физически крепким. В результате потасовки вернувшийся солдат угодил в районную больницу, а Селиванов поспешил покинуть деревню, сказав своей любушке на прощание:

– Прощай, не держи на меня зла. Он тебе как-никак муж, а я кто…

– Иди с богом, – отвечала Дарья. – Ваньку своего я угомоню, он у меня горячий, но все же помягче тебя будет.

– Ясное дело помягче, вон я ему как бока-то намял!

Дарья замахала руками:

– Да иди уж! Экий пострел: нашел чем гордиться.

– Скучать-то хоть по мне будешь, когда уйду? – процедил озадаченный Захар. Он-то считал, что Дарья так легко его не отпустит, но бабу словно прорвало:

– А не стану я по тебе скучать! Ты же мне, ирод, за эти годы всю душу вымотал. Проку от тебя – с наперсток, а забот – выше крыши. Просидел сиднем на моей шее, только бубнил да огрызался, самогонку жрал да трубкой своей пыхтел. Злыдень ты, да и поговорить с тобой не о чем, кроме как о море твоем.

– Я-то думал, у нас с тобой любовь…

– Да какая любовь! Тебе лет-то уж сколько? А мой Ванька еще молодой. Он и в койке почище твоего будет…

Захар насупился и сжал кулаки:

– Молчи, дура! Надо бы тебе за такие слова в рожу дать, да настоящие моряки баб не трогают.

Закинул Захар за спину свой старенький сидор с ковригой хлеба и шматом сала и отправился восвояси. Что потом случилось с Дарьей и ее мужем, Захар так и не узнал, а просто постарался выбросить их поскорее из головы.

Вернувшись в Псков, Захар нашел свою квартиру нетронутой, добился восстановления пенсии по ранению и вскоре женился на немолодой вдове. Прошел год, за все это время Захар так и не смог найти себе подходящую работу. Он сидел дома и с горечью вспоминал службу на флоте, берег свою старую форму и фотографии тех далеких лет. Он так очерствел душой, что превратился в настоящего домашнего тирана. Жена спустя пару лет ушла от него, не выдержав тяжелого характера мужа, который обращался с ней как с палубным матросом.

Оставшись один, Захар крепко запил. Вот только отчего больше грустил Захар, трудно было понять. Все думали, что тоскует бывший младший боцман по ушедшей жене, но на самом деле все эти годы Захар по-настоящему скучал лишь по морю.

В форменной фуражке и поношенном пиджаке, под которой красовалась заштопанная в нескольких местах и вытянутая на шее тельняшка, Захар Селиванов вышел из дома и направился к пивному ларьку. До ларька нужно было топать не меньше двух кварталов, но Захар преодолел это расстояние за пять минут. Увидев на месте закрытые ставни с прикрепленной к ним табличкой «Пива нет», Захар грязно выругался и обреченно побрел обратно к дому.

Придя во двор, он сел на лавку в тени развесистой молодой березки и в очередной раз пересчитал свою наличность. Получалась лишь пара помятых рублей и какая-то мелочь. Рюмочные были еще закрыты, а бутылку самой дешевой водки под названием «Сучок» можно было купить только за двадцать один рубль двадцать копеек. До положенной Захару Селиванову пенсии оставалось еще не меньше недели, и Захар загрустил.