Игорь Шинкаренко: Мистерия в парижском омнибусе

Другие пассажиры полностью соответствовали облику завсегдатаев местного омнибуса: буржуазия, возвращающаяся домой после вечера, проведённого с родственниками, проживающими по другую сторону Парижа, мамаши с детьми в пелёнках, работники мануфактур после вечерней смены, думающие лишь об одном-как бы побыстрее забыться глубоким сном, едва ступив на порог своих лачуг.

Тяжёлый омнибус начал движение, прозвонив серебряным колокольчиком, и кондуктор потребовал денег, после чего пассажиры стали передавать ему монеты из рук в руки.

Смуглый юноша не упустил свой шанс и воспользовавшись этой возможностью, начал рассматривать своих попутчиков.

Он решил, что всего лишь два персонажа достойны его внимания, чтобы задуматься над их поступками и личностями, и одна из них, это та, что располагалась vis-à-vis по отношению к нему.

Он не упустил ничего из небольшой сцены, которая предшествовала отправлению омнибуса, и надо отдать ему должное, он и сам был готов предложить своё место незнакомке, но мужчина в круглой шляпе оказался проворнее. Юноша также не упустил из вида рукопожатия, которым обменялись между собой дама и любезный господин, почивший на лаврах успеха своей акции в ветреном империале. Он сказал себе, что это было, пожалуй, лишь начало приключения, и если он не надеялся увидеть развязку этой истории, то обещал себе, по крайней мере не пропустить инциденты и казусы, которые могли возникнуть во время поездки.

Ему уже казалось, что эти две персоны сей передвижной комедии вполне соответствуют друг другу и на самом деле являются парой, знакомой ранее. Хотя женщина, которая казалось, несколько слишком быстро, чем того требуют приличия, согласилась на предложение незнакомца и стала формально обязанной ему, явно занимала не то же самое положение в обществе, что её рыцарь, хотя бы потому, что её платье было почти элегантно в отличие от костюма её кавалера.

Она, казалось, была хорошо сложена, и её глаза сверкали сквозь вуаль, которую она не удосужилась поднять на свои каштановые волосы.

Этого было более чем достаточно для того, чтобы любой пытливый исследователь более внимательно занялся этой парой, а художник, сидя непосредственно перед этой таинственной личностью, был по природе свой любопытен.

Он разделил своё внимание между завуалированной дамой и молодой девушкой, сидящей рядом с ней, и сумел увидеть под нижней кромкой вуали, прикреплённой к коричневой бархатной шапочке девушки, нижнюю часть её лица, подбородок с ямочкой, и немного крупный рот, но с очень чистой графикой, и бледные щеки… матовой бледности.

—

Черты лица испанки, — говорил себе художник. — Я уверен, что она прелестна. Жаль, что холод помешал ей показать кончик её носа! Сейчас у женщин просто какая-то мания-как только столбик термометра опустится чуть ниже, они начинают скрывать своё лицо, и чтобы встретить красивую мордашку, нужно ждать лета. К тому же, если бы хотя бы было хоть чуть-чуть светлее в этом чёртовом омнибусе… но нет, один из фонарей погашен, и другой тлеет, как бумажный фонарик, в котором закончилось масло. Не видно ни зги. Мы в какой-то пещере на колёсах. Если здесь сейчас совершат преступление, этого никто даже не заметит …»

Продолжая наблюдать, смуглый юноша пришел к выводу, что девушка не должна была быть богатой.

Она была одета, и это в середине января, в короткое манто без рукавов… то, что обычно одевают, отправляясь в гости осенними вечерами, но из столь тонкой чёрной и уже заношенной ткани, что можно было замёрзнуть лишь от одного взгляда на него, платье из альпаги, цвета коринки, которое длительное употребление сделало блестящим и лоснящимся, и она скрывала свои руки в куцей и ощипанной муфте… муфте, которая должно быть была некогда куплена для маленькой девочки в возрасте двенадцати лет.

«Кто она такая? Откуда она пришла? Куда едет? — спрашивал себя молодой человек. — И почему её соседка посматривает на нее украдкой? Она что, знает её? Нет, иначе она бы с ней заговорила.»

Между тем, омнибус наконец-то двинулся вперёд. Он теперь катился по Новому мосту, и кучер, который спешил побыстрее закончить свой трудовой день, бросил своих лошадей крупной рысью на склон, который спускается к набережной Лувра.

Средства передвижения общественного транспорта не подвешены на рессорах также любовно и тщательно, как частные коляски о восьми пружинах, и это поспешное движение имело следствием сильную тряску пассажиров.