Николай Леонов - Ринг. Нокаут. Операция «Викинг»

— Зигмунд говорит дело, — вмешался Сажин. — Ты устаешь не от боя, а от собственных тяжелых ударов, напрягаешься, рвешь дыхание. Давай попробуем?

— Сейчас? Я только отработал три раунда, — Роберт вытер лицо локтем.

— Неважно, еще один не помешает. Петер! — крикнул Сажин и, когда старый тренер подошел, спросил: — Ты не возражаешь, если Роберт проведет один раунд с твоим легковесом?

— С Тони? — Петер нахмурился. — Можно, только без этого, — он сжал руку в кулак.

— Естественно, нам надо проверить Роберта на скорость, а к своим партнерам он очень привык.

— Тони! — позвал Петер. Высокий стройный юноша подошел и поклонился.

— Слушаю, мастер.

— Надень шлем и проведи один раунд с этим парнем, — Петер хлопнул Роберта по плечу. — Понял?

— Слушаю, мастер, — Тони побежал в раздевалку и через секунду появился в шлеме.

Тренировка закончилась, и русские вышли из душа. Петера всегда удивляло, что Сажин каждый раз моется вместе с боксерами. Петер пригласил их в буфет, где уже заказал для ребят сок, а себе и Сажину — пиво. Первым подбежал Шурик, он подмигнул Петеру, сказал «мерси», схватил стакан с соком и опрометью бросился к Тони, который, стоя в сторонке, ждал его.

Как объяснялись два новоиспеченных друга — для Петера, да и для всех остальных, оставалось загадкой, но они разговаривали, и данный факт не вызывал сомнений.

И сейчас Шурик подбежал к Тони, они азартно заговорили о чем-то и, прихлебывая из стаканов, уселись на диванчик под огромным портретом Петера Визе, который красовался на стене напротив входа.

В центре улицы, преграждая дорогу машинам, стояли мужчины в полосатых арестантских костюмах и, размахивая руками на манер полицейских, направляли транспорт в боковую улицу. Когда схлынула очередная волна машин, мужчины оставили на перекрестке дежурного, пробежали квартал и захватили следующий перекресток; позади них проезжая часть оставалась пустой, а мужчины, продолжая теснить машины, захватывали квартал за кварталом. Одни водители доброжелательно кивали, другие, судя по их лицам, говорили резкости, но подчинялись, так как «арестанты» с дороги не уходили, а иногда и требовательно стучали по кузовам.

Пешеходы реагировали на происходящее по-разному. Одни шли по своим делам и не замечали происходящего, другие останавливались на краю тротуара и чего-то ждали. Открывались окна, появлялись любопытные и равнодушные лица.

Женщина посадила на подоконник пятилетнего сына и, придерживая его одной рукой, другой показывала вниз и что-то говорила.

Из бакалейной лавки выскочил парнишка и поставил на тротуар стул, на который водрузилась вышедшая за ним матрона.

В конце уже совсем очищенной улицы шевелилась бесформенная человеческая масса.

Это строилась колонна бывших узников Маутхаузена.

В элегантном светлом автомобиле полный мужчина стащил с себя дорогой костюм и натянул арестантскую униформу.

— Хорош, — сказала женщина за рулем.

— Я тебя предупреждал! — перебил ее резко мужчина, пытаясь засунуть пухлый живот в узенькую, почти детскую курточку. — Она болталась на мне, как на вешалке.

Сажин, Роберт, Зигмунд и Шурик с цветами в руках стояли у самого края тротуара.

Колонна шла медленно и тяжело. Боксеры нетерпеливо ждали, а Сажин стоял, опустив голову, седой чуб почти закрывал лицо. Сажин не смотрел на приближающихся товарищей, а слушал. Уши заполнял лязг металла, стук деревянных подошв и нетерпеливый визг овчарок.

Ребенок в окне заплакал, и мать взяла его на руки и захлопнула ставни.

Дама на стуле дрожала двойным подбородком и вглядывалась в проходящих, а мальчишка следил, чтобы никто не встал перед ней, и говорил:

— Бабушка, я узнаю его. Узнаю, я же видел фотографию. Если он пойдет, я узнаю…

Зигмунд посмотрел на развернутые полотнища с кривыми черными буквами и стал читать:

«— Помните!

— Помните!

— В одном Маутхаузене уничтожили больше миллиона человек.

— Маутхаузен построили фашисты, но и разрешили им — равнодушные».

Римас стоял среди поджидавших шествие, широко раздвинув ноги и засунув руки в карманы брюк. Сигарета приклеилась в углу рта, дым попадал в глаза, и разведчик щурился. Лемке стоял за его плечом и вертел между пальцев зажигалку.

— Ты прав, но я не могу оставить это дело.

Римас выплюнул сигарету и растер ее ногой, Лемке брезгливо поморщился и вздохнул.

— Твои уголовники ни к черту не годны, — сказал Римас и сунул в рот новую сигарету. — Не думал, что на старости лет мне придется заниматься подобной ерундой.