Аркадий Адамов - Угол белой стены

- А что значит «не дать пойти»? Просто помешать? Нет. Тут надо совершить переворот в его душе. Это же все равно что вылечить тяжелобольного. Я тебе так скажу. Я бы нашу работу поставил рядом с работой учителя и врача.

- Ишь ты,- улыбнулся Лобанов.

- А что? Я же понимаю, чего ты улыбаешься.

- Многого нам не хватает, чтобы рядом с учителем и врачом стать.

- Согласен. Но я о гуманности профессии говорю. У нас ее только труднее разглядеть. Но она есть, если в корень смотреть. Есть.

Лобанов сердито вздохнул.

- А я большую разницу вижу в этих самых профессиях. Вот врач. Он всех своих больных должен, не знаю как, жалеть, должен даже, если хочешь, любить, потому - человек перед ним, больной, страдающий. А я всех наших «больных» любить не могу. И чем тяжелее наш «больной», тем я его больше ненавижу. Я сейчас думаю, к примеру, как мне этого подлеца Семенова разоблачить, а не «вылечить», как мне его, бандита, скорее за решетку спровадить.

- Ну, а потом? - усмехнулся Сергей.

- Что «потом»?

- Ну, спровадил. А потом?

- А-а. Потом, конечно, лечить его придется, - хмуро согласился Лобанов.- Никуда тут не денешься.

- Вот видишь. Придется, значит, лечить. Даже Семенова. Ну, а других, кого он, допустим, с пути сбил, запутал или запугал? Что, мы не видели с тобой таких? Лобанов задумчиво подтвердил:

- Видели… Много таких видели… И все это верно, что ты говоришь. Но сейчас у меня гвоздем сидит в голове Семенов. Как его заставить говорить, как узнать, что он придумал?

- Как-то там наши ребята сейчас в засаде,- сказал Сергей. '

В дверь постучали.

- Войдите!

В маленькой прихожей, заполняя ее всю, появилась высокая фигура Урманского, как обычно, в пушистой шапке с опущенными ушами и со знакомой тоненькой папкой в руке.

- Сергей Павлович, я понимаю всю бестактность моего вторжения! - Он поднял вверх руки и на секунду стал похож на дрессированного медведя.

- Раздевайтесь,- кивнул ему Сергей,- и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью.

- Этого я себе никогда не прощу! - принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский.- Хотя на меня будут молиться все жулики города.

В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты.

Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика.

Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель.

- Желаете поужинать?

- Хотя бы,- усмехнулся Лобанов.

Метрдотель понимающе кивнул.

- У нас сегодня свободен банкетный зал. Не желаете столик там?

- Отлично.- И Лобанов горделиво покосился на Сергея. «Вот как у нас обслуживают, видал?» - говорил его взгляд.

Через минуту они уже сидели в небольшом пустом зале за единственным накрытым столом. Музыка сюда почти не доносилась, было прохладно и тихо.

Когда утолили первый голод, почти мгновенно проглотив всю закуску, которую заказал Лобанов, Сергей закурил и спросил Урманского:

- Ну, так как вы нашли Марину?

- Просто не поверите,- с воодушевлением начал тот.- Помните, я вам говорил о Федорове, о котором собирался писать очерк? Ну, герой войны?

- Помню, помню.

- Так вот. Я, знаете, видел скромных людей, сам скромный,- Урманский приложил руку к груди,- но такого… Из него слова не вытянешь. Ну, просто не желает говорить, и кончено! Странно даже.

- Может, вы ошиблись и никаких особых подвигов он не совершал? - спросил Лобанов.- Однофамилец, например, того героя.

- Что вы! У него одиннадцать боевых орденов, два ордена Ленина! И потом я старую газету раскопал. «Красную звезду». Там о нем пишут. Да как! Правда, со слов его товарищей, сам он, видно, и тогда молчал. Но я же не могу сейчас тех людей найти! А очерк о герое нужен- во! - он провел рукой по горлу.- У меня задание главного редактора! И материал золотой, я же нутром чую. Словом, сегодня решил: дай, думаю, еще раз зайду. Может, он, пока я в Москву летал, одумался, понял меня правильно. Я же прямо наизнанку выворачивался, когда его убеждал. Я за эти дни Цицероном стал. Я на такую принципиальную высоту вопрос поднял… Если бы за мной записывали, то лучшего материала в отдел пропаганды и политвоспитательной работы не надо было бы. Ну так вот. Пошел, значит. И чем ближе подхожу, тем, знаете, больше растет во мне такое ощущение - зря иду! Честное слово, я чуть назад не повернул, когда к его дому подошел. Что было, если бы я повернул назад! - Урманский с комичным отчаянием схватился за голову.