Александр Грин - Дикий, дикий запад

"А, вы были поражены", – сказала она, с видом одного из знатоков чтения лиц. И она говорила умилостивленно, как можно было бы говорить с проблемным ребенком – с тем же самым типом излишней фамильярности. На мгновение я подумал, что она может дотянуться и похлопать меня по плечу.

Я молча кивнул головой.

"Это происходит все время", – сказала она с юмором, поднимая руки и позволяя им снова упасть. "Простите. Видишь ли, у меня есть домашний койот, который считает себя сторожем. Он думает."

"Койот!" – закричал я. И сразу же я почувствовал трепет перед самим собой, – что мой фальшивый сюрприз должен звучать так искренне.

По правде говоря, я знал, откуда воет, до того, как она мне сказала. И в свете того, что я видел по телевизору в мотеле накануне, я мог бы догадаться, если бы не знал. По словам диктора, продажи самой продаваемой книги, J. C. Day's Ah Lonesome, слезно-дергающейся истории о бедном старом костлявом койоте, все еще росли, и нация была поражена сыпью вдохновлённых койотами гим-крэков диапазоне от набитых койотов для малышей до почтовой рассылкиорнамент капюшона койота с хромированным покрытием. Это было предсказуемо, действительно, что популярный хищник должен начать храниться как домашнее животное.

"Боже, боже, ма," сказал я хитростью, "если ты позволишь мне-я имею в виду, если ты не будешь думать, что это неуместно для меня, чтобы спросить, это будет удовольствием для меня, если я смогу взглянуть на койота."

"Ну, я не могу придумать ни одной причины, по которой я не должен тебе позволить", – сказала она. Но она критиковала свои собственные слова; она имела вид, что кто-то привык спорить с собой, "за исключением того, что я полагаю, вы действительно должны сказать, кто вы и почему вы здесь."

"О да, конечно," я поспешил, "прости за это, мам. Понимаешь, эта компания, на которую я работаю, у нас соревнование, очень конкурентное, ты понимаешь, и мне бы очень помогло, если бы ты проголосовала за меня. Мне нужно всего шесть очков, а потом, вы видите-"

"О нет!" заплакала она, бросая глаза и руки в небеса в преувеличенном горе. "Не говори мне! Дай угадаю! Если я подпишусь только на некоторые журналы, которые вы продаете, – которые я, естественно, могу получить от вас намного дешевле, чем я могу где-либо еще – почему, тогда у вас есть шанс выиграть стипендию в колледже. Это так? Я прав?"

"Ну…" – сказала я, напяливая свое овечье лицо, глядя на тусклый песок на моих туфлях.

"Если бы вы только могли подойти к двери и сказать все как есть, объясните, что вы продаете журналы, что вы…"

"Я должен делать то, что должен, мэм. Это работа."

"Ну, это позор", – сказала она. "И знаешь, ты тоже не очень выглядишь. Ты выглядишь таким честным, и, честно говоря, немного старше, чем большинство молодых парней, которых я видел с такой работой."

"Прошу прощения, мэм, но если вы не против, я скажу, что нет возрастных ограничений на то, чтобы нуждаться в деньгах."

"Да, полагаю, это так", – сказала она печально.

"Хотите посмотреть список журналов, которые я продаю?" Я спросил, глядя на пакет подписок бланков и бланков, которые я сжал в своих потных руках. "Я имею в виду, с тех пор, как ты сам об этом заговорил."

"Хорошо, хорошо," сказала она, внезапно улыбаясь, ее ладони развернулись и погладили воздух, "но вы могли бы сначала вернуться в патио и посмотреть на Одинокого."

"Эй, это действительно что-то – вы называете его в честь койота в книге!"

Она не отвечала, но пристально смотрела на меня с выражением, которое я не мог прочесть. Насмешливо? Осторожно? Я глотал. Она повернулась и повела меня по дому, и я так увлеклась анализом ее спины (которая казалась моложе, чем ее лицо) и моим собственным поведением, что декор и план этажа полностью исчезли. Мне осталось лишь смутное впечатление прохладной плитки и горшечных кактусов.

Только после того, как я стоял на террасе, глядя на койота, я снова начал делать психологические заметки, а потом я был так очарован этим животным, когда он играл о наших ногах – пока она болтала о том, как она достала его из ловушки, ухаживала за ним из бутылки, приручил его, как собаку – что единственные замечания, которые я сделал, были о нем. Больше я ничего не помню о патио.

Даже в случае койота, однако, где мои ментальные ноты были обильны, я не отступаю от них сейчас, чтобы описать, как я видел его, а скорее позаимствовать слова Дж. К. Дэй прямо из Главы 6 Одинокого. Они говорят за меня довольно хорошо.

Я видел, что его глаза были желтовато-бежевыми, цвета песка, [он читает]. "Так было и со всем остальным, или, по крайней мере, с его общим эффектом, ибо я мог видеть, когда я внимательно изучал его, этот мех мягкого загара, покрытый более или менее ржавым мехом, и то, что в тех местах, где ветер потрескивал бледные волосы, Ржавые части блестели в крапинках, которые, напротив, казались оранжевыми, как мандарины. На его теле его пальто было толстым и тяжелым, придавая пухлый вид его середине, но его ноги были стройными и напоминали фигурно-тонкие, изящные, изящные, работы мастера-стеклодува.