Сергей Майдуков - Лютый беспредел

Мобильник затрезвонил опять. Неудобно наклонившись, Геннадий Ильич ответил:

— Да?

Звонивший представился следователем Еремеевым, пожаловался, что никак не может дозвониться. Геннадий Ильич сказал, что мобильник был сломан.

— А в чем дело? — спросил он. — Зачем я вам нужен?

Он догадывался зачем. Должно быть, нашлись свидетели любого из его противозаконных поступков. Что ж, тем более пистолет не напрасно дожидается своего часа. До Нового года, вероятно, дотянуть не успеть. Не удастся совершить задуманное с бокалом шампанского в руке.

— Скажите, вы давно виделись со своим братом? — поинтересовался Еремеев.

— Каким братом? — не понял Геннадий Ильич.

— По нашим сведениям, у вас только один брат имеется. Александр Ильич Карачай.

Добегался Сашка. Поймали, наверное, а он, пытаясь выкрутиться, наплел что-нибудь…

— Что с братом? — спросил Геннадий Ильич.

Он хотел приблизиться к заплаканному окну, за которым холодные капли барабанили по подоконнику, но вспомнил, что мобильник на подзарядке и он сидит, как пес на привязи.

— У меня для вас плохая новость, Геннадий Ильич, — прозвучало у него в ухе.

Конечно, у него плохая новость. Откуда взяться хорошим?

— Я слушаю, — сказал Геннадий Ильич.

— Вашего брата нашли мертвым.

— Его убили?

— По предварительным данным, нет, — сказал Еремеев. — В желудке покойного обнаружены остатки сильнодействующих наркосодержащих препаратов. Плюс к этому общее переохлаждение организма.

— Он замерз? — спросил Геннадий Ильич.

— Можно и так сказать.

— Где его нашли?

— За городом, в лесочке. Там рабочие сосны рубили на продажу и наткнулись. Дождь. Снег сходит…

Геннадий Ильич вытащил провод и все-таки подошел к окну. От снега остались одни воспоминания. Белые ошметки лишь подчеркивали общую неприглядность городского пейзажа. Голос следователя продолжал гудеть в голове. Он сказал, что у трупа были найдены документы, но просил приехать на опознание.

— И ты, Брут, — пробормотал Геннадий Ильич.

— Что вы сказали? — переспросил Еремеев.

— Это я не вам. Где это место? Вы можете дать мне точные координаты?

— Тело в судебном морге, Геннадий Ильич. Я бы раньше вас известил, но вы не отвечали на звонки. Когда вас ждать?

— Завтра, — соврал Геннадий Ильич. — Я завтра утром позвоню, и мы определимся.

Ни на какое опознание он ехать не собирался. Хватит с него моргов.

— Почему не сегодня? — стал настаивать Еремеев. — Новый год на носу, нужно все оформить должным образом…

«Чтобы спокойно праздновать с чувством выполненного долга», — закончил Геннадий Ильич мысленно.

— Сегодня не получится, — произнес он. — Где нашли брата? Можете уточнить?

— Но завтра вы будете? Не подведете? Не хотелось бы наряд за вами высылать.

— Наряд не понадобится, — пообещал Геннадий Ильич. — Лекарства в Сашином животе были морфиновые?

— В том числе, — ответил Еремеев. — И снотворное. Врач сказал: такое впечатление, что он таблетки в себя пригоршнями запихивал.

— Понятно…

Дословно прощальную записку брата Геннадий Ильич не помнил, но общее содержание врезалось в память. Александр просил извинить за то, что не пойдет воевать. Жаловался на живот. Предлагал отступиться. И завершил послание так: «Прощай, больше я тебя не потревожу».

Закончив разговор, Геннадий Ильич остался сидеть, тупо глядя на наряженную елку. Телефон зазвонил. Не глядя, он нажал кнопку ответа.

— Карачай? — спросил незнакомый голос.

Сиплый, властный, напористый.

— Чего тебе? — буркнул Геннадий Ильич.

— Ты не ответил. Ты Карачай?

— Я. Что с того.

— Почему на звонки не отвечаешь?

— Тебе какое дело? Говори, чего хочешь, и отвали.

— Ты базар фильтруй, легавый! — прозвучало в трубке.

Следовало оборвать разговор. Так Геннадий Ильич и намеревался поступить, когда вдруг понял, что ему звонит бандит и речь пойдет о брате.

Он не ошибся. Звонивший назвался Горбатым и сделал паузу, видимо, ожидая, что Геннадий Ильич начнет лебезить от страха.

Этого не случилось. Горбатый был Геннадию Ильичу не страшен. Его больше ничего не могло испугать в этой жизни. Все самое плохое случилось.

— Если ты по делу звонишь, — сказал он, — то излагай прямо, Горбатый. Мне тебя слушать не очень охота.

В трубке повисла пауза. Должно быть, Горбатый решал, как ему отреагировать на дерзкое поведение собеседника. Наконец он принял решение. Голос его не то чтобы потеплел, но смягчился.