Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 1. Ворожба. Белая горячка. В очарованном лесу. Пёс.

Теперь Элиане нечего бояться, и я должен подумать о Мириам. Мне кажется, что, обвинив себя, я уменьшу ее вину. Часть ее я возьму на себя. Я знаю, никто ничего от меня не требует. С точки зрения житейской мудрости я не прав. И если уж я хочу добра Элиане, я должен был бы уберечь ее от этого испытания. Все это правильно. Но я люблю Мириам. Люблю до сих пор, несмотря на страх и отвращение, которые она мне временами внушала. Может быть, как раз благодаря этому страху и отвращению. Ведь невозможно, чтобы женщина была настолько зла. Значит? Значит, я ошибся. А если я ошибся, то пусть меня осудят. А если я не ошибся, то пусть посадят в тюрьму. В любом случае я больше не могу всего этого выносить. Часть меня умерла на дамбе, и у меня нет больше сил жить после смерти. Меня будут допрашивать, мучить всеми возможными способами. Я не отвечу. Я предаю себя в ваши руки. Они послушают вас, они поверят, когда вы скажете, кто виноват — я или Мириам.

Пятница

Дорогой Франсуа!

Я долго не решалась взяться за перо. Не знаю, с чего начать. Будь ты другим человеком, мы могли бы с тобой объясниться. Конечно, я часто могу быть не права. И может быть, я не та женщина, которая тебе нужна. Но я старалась, чтобы ты был счастлив, старалась изо всех сил. Меня делала счастливой одна простая мысль: счастье — это быть с тобой. Но очень скоро я поняла, что тебе этого недостаточно. Ты любил меня, я уверена, что ты меня любил, как принято говорить. Но я знаю и то, что я не была для тебя человеком необыкновенным, настоящей ровней, личностью, которая привлекает внимание. Бедный мой Франсуа, ты действительно совсем другой. А я человек, лишенный тайны. Но ты был ко мне внимателен, ты понимал, что я способна на страдание. И я страдала из-за тебя… ужасно страдала. Я говорю это совсем не для того, чтобы тебя разжалобить. Теперь решение принято, и я могу говорить с тобой почти что безразлично — жить с тобой мне осталось не более двух дней. Вот уже час как я знаю, что ты уйдешь. В воскресенье вечером ты оставишь меня и уедешь с этой женщиной. Она все-таки победила. Пусть будет так!.. Пройдет несколько дней, и ты узнаешь, что я умерла. Может быть, тебе станет грустно. Даже наверняка станет. Ты будешь оплакивать себя, потому что в тебе есть способность к утонченным чувствам… Прости! Мне трудно удержаться от горьких слов. Я очень сержусь на тебя, Франсуа. За последнее время ты превратил меня в злобную, полную отчаяния женщину. Но сделать из меня идиотку тебе не удалось. Именно это ты и должен узнать! Я женщина простая, согласна. Та, другая, куда изысканней и умнее меня. У вас будет заходить разговор обо мне. И мне не хочется, чтобы ты говорил: «Элиана, конечно… она славная, но очень уж проста». Потому что о твоей связи я знала, знала во всех подробностях и с самого начала. Во-первых, интуитивно я сразу поняла, что ты любишь другую женщину. И боролась с этим подозрением. Я слишком тебя уважала, Франсуа! Я доверяла тебе целиком и полностью. Для меня любовь — это прежде всего верность данному слову. Есть и другое, что казалось мне всегда второстепенным, — ласки, удовольствие, близость, но прежде всего — верность данному слову. Поэтому я отгоняла все подозрения. Ты стал еще рассеяннее, еще отстраненней, чем раньше. Ты меня даже не видел. Я относила это на счет работы. Но очень скоро была вынуждена признать, что ты счастлив, Франсуа! Ты просто не можешь себе представить, каково это знать! Ты постоянно был озабочен, погружен в свои тайные мысли, ты нарочито принимал вид человека, у которого хлопот полон рот — хмурил брови, кусал губы, — но глаза у тебя сияли помимо твоей воли. Ты даже ходить стал быстрее. В развороте плеч, в осанке, в наклоне головы у тебя появилось что-то юное, и сердце у меня разрывалось. Любовь окутала тебя словно пыльца. Я чувствовала ее запах. Том тоже больше не узнавал тебя. Я решила, что ты повстречал какую-нибудь крестьяночку, думала, что это случайная интрижка, но и это было для меня невыносимо. Но я пыталась найти тебе оправдания. Я никогда не понимала порыва, который влечет вас к нам, как будто на коже у нас есть что-то загадочное и насыщающее. Я говорю это так смутно, потому что все это неясно и мне самой. Но, в общем, я была готова примириться с тем, что ты поддался безотчетному порыву. Мне было больно, но я сохраняла надежду. Ты часто мне повторял, что я умница-разумница. Верно, я не требую от жизни слишком многого.

Но в один прекрасный день ко мне пришла Ронга. Славная, чудесная девушка! И вдобавок замечательный друг! Как я ей благодарна! Я сразу поняла, что могу на нее рассчитывать, могу ей довериться. Ее преданность превосходила все мои ожидания. Но что мы могли, Ронга и я, против вас двоих? Вы были куда сильнее. С первого же мига я почувствовала, что дело проиграно. Ронгу послала хозяйка сфотографировать наш дом. Из дружбы та меня предупредила. Мириам любит тебя. Она хочет все знать о тебе, о твоей жизни. Я не знаю, кто такая Мириам, и не хочу этого знать, но если женщина способна внушить такую ненависть своей служанке, то не многого же она стоит. Может быть, я всего-навсего мещанка, полная предрассудков. Но все же мне кажется, Франсуа, что тебе следовало бы поостеречься. Неужели настоящая женщина, женщина, на которой женятся и с которой доживают до старости, может воспитывать гепардов, рисовать картины и жить богемной жизнью? А ее скандальное африканское прошлое? Разбитые семьи? Странная гибель господина Хеллера? Ты же был в курсе? Это не возмутило тебя? Благородная Ронга едва решилась мне все это рассказать. Я так и слышу, как она говорит: