Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Флавьер схватил ее за запястье.

— Ты пытаешься уверить меня, будто тело — там, у подножия колокольни…

— Да, то был труп госпожи Жевинь, убитой перед тем своим мужем… Мадлен Жевинь действительно умерла, а я — я всегда была живой… Вот тебе правда.

— Это ложь! — взорвался Флавьер. — Что бы ты ни говорила, Жевиня больше нет. Он не может опровергнуть твои слова, и ты этим пользуешься. Бедняга Жевинь!.. Значит, ты была его любовницей ты ведь это хочешь мне внушить? И вы вдвоем замыслили устранить законную супругу. Но почему? Вот именно, почему?

— Деньги-то были ее… А после мы собирались уехать за границу.

— Бесподобно! А зачем в таком случае было Жевиню приходить ко мне, просить присмотреть за его женой?

— Успокойся, дорогой.

— Я спокоен, да-да, я клянусь тебе, что никогда еще не был так спокоен. Давай отвечай!

— Его не должны были заподозрить. А между тем у его жены не было никакой причины для самоубийства. Потому-то ему и нужен был свидетель, который смог бы подтвердить, что госпожа Жевинь была со странностями, что она верила, будто уже прожила одну жизнь, и что смерть она воспринимала чуть ли не как игру… Свидетель, который заявил бы, что однажды он уже спас ее от самоубийства… Ты адвокат, и потом, он тебя хорошо знал еще с юношеских лет… Он знал, что ты поверишь во всю эту историю с первого слова.

— То есть он держал меня за идиота, за малость помешанного, так? Лихо задумано!.. Значит, в театре Мариньи была ты, на кладбище Пасси — ты, на фотографии в кабинете Жевиня, когда я приходил к нему, — опять же ты…

— Ну да.

— И если верить твоим словам, никакой Полины Лажерлак, разумеется, не существовало.

— Нет, она была.

— Ах так! Ты не осмеливаешься отрицать все.

— Да пойми же!.. — простонала она.

— Я понимаю! — запальчиво вскричал он. — Я все понимаю. Но я понимаю и то, что с Полиной Лажерлак тебе приходится туго, разве нет? Ее не так-то просто втиснуть в твой детективный роман!

— О, если б это могло оказаться романом, — прошептала она. Полина Лажерлак и в самом деле была прабабкой Мадлен Жевинь. Как раз это и навело твоего друга на мысль о мистификации: загадочное самоубийство Полины, паломничество на ее могилу, в дом на улице Святых Отцов, где она жила… инсценировка самоубийства в Курбвуа — ведь Полина тоже утопилась…

— Инсценировка?

— Ну да, чтобы подготовить тебя… к следующему. Кстати, если бы ты не бросился в воду, я выбралась бы и сама. Я хорошо плаваю.

Флавьер сунул руки в карманы, чтобы не наброситься на нее с кулаками.

— Силен был Жевинь, ничего не скажешь, — усмехнулся он. — Предусмотрел все. Когда в первый же день он предложил мне зайти к нему домой, он наверняка знал, что я откажусь.

— И вот доказательство: ты отказался. А я запретила тебе звонить мне на проспект Клебера.

— Помолчи! Допустим… Но колокольня?.. Откуда ему было знать, что мы приедем именно туда?.. Хотя да, конечно, сейчас ты скажешь, что машину вела ты… что вы подготовили все заблаговременно, отыскали эту захолустную деревушку, назначили точное время… что ему оставалось лишь предложить жене небольшую невинную шалость, прогулку втайне от всех… что он знал, как она будет одета… Но я не верю тебе, слышишь, не верю! Жевинь не был убийцей!

— Увы, — сказала она. — Правда, его можно понять. Он женился не по любви, на деньгах… Мадлен и в самом деле прихварывала. Он водил ее по врачам, но те ничего не нашли…

— Конечно, при желании объяснение можно найти всему. Колокольня? Очень просто… Жевинь уже там. Убив жену и изуродовав ей лицо, он ждет тебя. Он знает, что я не смогу последовать за тобой: боюсь высоты… Ты взбираешься к нему, там испускаешь страшный крик, а он сбрасывает вниз труп. И вы оба наблюдаете за мной сверху, пока я в ужасе смотрю на распростертую на земле лицом вниз женщину, у которой волосы на затылке стянуты в узел и покрашены хной… Как видишь, я тоже способен придумывать объяснения!.. А когда я удрал, вы выбрались через одну из боковых дверей…

Флавьер шумно дышал. Вот когда эта история взяла его за горло, вот когда разрозненные кусочки мозаики начали упорядочиваться в его мозгу, складываясь в ошеломляющую картину. Он продолжал говорить, понизив голос до шепота:

— Я должен был поднять тревогу, сообщить в полицию… Жевинь не сомневался в моем свидетельстве. Ведь в прошлый раз в Курбвуа… Да только я не поднял тревогу. У меня не хватило духу еще раз признаться в малодушии. Вот этого Жевинь не предусмотрел. Он предусмотрел все, кроме моего молчания… Молчания труса, который однажды уже был повинен в гибели товарища…