Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Раймонда опустилась на неубранную постель. Два солнечных луча, пробившихся сквозь решетчатые ставни, ударили в бок старинного шкафа, заскользили по креслу с грудой одежды на нем, лизнули ободок графина с водой и добрались до лица Раймонды, наложив на него решетчатую тень.

— Полицейские будут нас расспрашивать, — начал Реми. — Так вот: о вчерашней ссоре упоминать ни к чему. Они же невесть что подумают… а я, поверьте мне, из комнаты ночью не выходил… Раймонда, вы верите мне? Да, я желал ему смерти. И, пожалуй, не сильно удручен случившимся. Но, клянусь, ничего такого не делал, и даже не пытался… Разве что подумал, будто у меня — дурной глаз…

Реми вымученно улыбнулся:

— Ну давайте, скажите: «Да, у тебя дурной глаз». Раймонда молча покачала головой.

— А что это вы на меня так смотрите? — спросил Реми. — Может, у меня что-нибудь интересное на лице?

Он подошел к туалетному столику, наклонился к зеркалу: челка, синие глаза, острый подбородок — мамин.

— Да, я похож на нее. Так ведь не больше, чем вчера или позавчера.

— Замолчите же! — взмолилась Раймонда.

На туалетном столике, рядом с несессером, лежала пачка «Балтос»; Реми взял сигарету и закурил, прищурив глаз от дыма, который обволок всю щеку.

— Да вы вроде боитесь меня? И чем же это я вас так напугал?.. Рассуждениями о своем дурном глазе, что ли?.. Думаете, со мной не все в порядке?

— Реми! Идите оденьтесь как следует! Простудитесь ведь.

— Вы наверняка думаете, что я опасен. Так или нет?

— Да нет же… нет… Вы все неправильно поняли.

— А вдруг я и впрямь опасен? — задумчиво произнес Реми. — И дядя мой, конечно же, так и решил, а он, по-моему, в таких делах кое-что смыслил.

Тут оба услышали шум: к крыльцу подкатила машина, хлопнула дверца.

— Уходите! — вскрикнула Раймонда.

— Смотрите же — ни слова о ссоре! Никому! Иначе… иначе возьму и скажу, что я ваш любовник. Вам это будет не очень-то приятно, верно?

— Реми, не смейте!

— С сегодняшнего дня я смею все. До скорой встречи!

Реми вышел в коридор. Снизу доносился хрипловатый голос доктора Мюссеня — возбужденный, громкий; так разговаривают люди простые, не привыкшие мудрить или впадать в мистику.

— А господину Вобрэ сообщили? — спросил Мюссень. — Какой удар его ожидает, какой удар!

Послышался шепот Клементины: говорила она долго, но о чем — не понять.

— Странное все-таки роковое совпадение, — ответил доктор.

Он вдруг понизил голос, словно Клементина попросила говорить потише, и теперь из их шушуканья вообще ничего не разобрать. Эта Клементина все превратит в государственную тайну. Реми надел домашние туфли, накинул на плечи халат и спустился в холл. Клементины уже не было. Мюссень сидел на корточках и пыхтя осматривал труп. Заметив тень Реми на полу, доктор вскинул голову.

— Вот это да!

И задумался, хотя рядом лежал мертвец. Похоже, доктора не интересовали ни болезни, ни смерти, ни, пожалуй, медицина вообще.

— Надо же — ходите!.. Глазам своим не верю!

«Мюссень-то, оказывается, ростом меньше меня», — подумал Реми и впервые обратил внимание, что руки у доктора пухлые, холеные; подбородок мясистый и сам он — дородный.

— Значит, мне правду сказали, что…

— Да, — сухо ответил Реми.

И чего все потешаются, когда речь заходит о целителе? Да что они вообще знают о скрытой истине жизни и таинственных силах, действующих за пределами видимого и осязаемого?.. Ну почему мир так устроен, что состоит сплошь из мюссеней и вобрэ?

— Сейчас посмотрим… — сказал доктор.

И его пухлые руки пробежались по бедрам и икрам Реми.

— Вообще я не против целительства, — заметил Мюссень, — Но обязательно под наблюдением врача. А в вашем случае, да с вашей наследственностью…

— Какой еще наследственностью? — пробурчал Реми.

— Ну как же — вы ведь неврастеничны и чувствительны к малейшим потрясениям…

Мюссень вдруг, словно досадуя, поспешно добавил:

— Заболтался я с вами, как будто ваш случай разбирать приехал. И совсем забыл о бедном дядюшке. Дело ясное — сердце у него не выдержало.

— А по-моему, он упал и разбился насмерть, — тут же возразил Реми.

Мюссень пожал плечами:

— Может, и так.

И он осторожно, чтобы не помять костюм, опустился на колени, перевернул труп. Лицо покойника распухло и застыло в страдальческой гримасе; вокруг носа и рта запеклась кровь. Реми глубоко вздохнул и сжал кулаки. Будь выше этого! Надо быть выше этого. И главное — не думать, что ему пришлось долго мучиться.