Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Реми взял первый попавшийся подсвечник и пошел вверх по лестнице; за ним, преломляясь на каждой ступени, следовала его тень. Его действительно охватила сонливость. Комната показалась огромной, чужой. Реми закрыл окно: он боялся летучих мышей. Разделся. Простыни были холодные, слегка влажные. Его начала бить дрожь, и он принялся растирать ноги. А вдруг завтра они ему откажут? Но нет — стоит лишь захотеть… Стоит лишь захотеть… Сон, точно туман, уже окутывал Реми. Юноша вспомнил о портрете, спрятанном на шкафу. Но у него совершенно нет причин бояться мамы. Напротив — она хранит его… На лестничной площадке скрипнули половицы — Раймонда прошла. Где-то далеко-далеко, на самом краю деревни, залаяла собака. «Я засыпаю, — подумалось ему. — Возможно, я был не прав». У Реми мелькнула мысль, что он, кажется, забыл запереть дверь на ключ, но уже не было сил пошевелиться — до того он изнемог. Ну и ладно. Впрочем, что особенного может случиться? Ничего, ровным счетом ничего.

Он уснул и видел сон, но, должно быть, совсем недолго; а затем внезапно очнулся, потому что его лба коснулась чья-то рука. Чей-то старческий голос еле слышно бормотал рядом. Холодная ладонь погладила его щеки, потрогала веки — проверяла, закрыты ли глаза. И все это происходило где-то далеко, все было так нежно… Руки любовно гладили его, завладевали его проясненным во сне лицом. Реми впал в забытье. Его несло течением меж каких-то черных берегов.

Он пришел в себя и услышал, как часы бьют семь. Перед ним был серый прямоугольник окна: две рамы, пересекаясь, образовывали меч. Реми вдруг резко поднялся на локте. Он знал… Никаких сомнений… Раймонда уехала.

Реми поднялся, постоял в нерешительности. А если он наткнется на Клементину — что тогда сказать? A-а, к черту!.. Главное, есть за что бороться… против них всех. Он взялся за ручку двери и вдруг понял: да ведь он, можно сказать, борется за свою жизнь! Нет, не имела права Раймонда уехать и оставить его в плену у… У кого? У чего? Этого Реми не знал, но твердо верил теперь: он в заточении… Он рывком, чтобы не скрипнула, распахнул дверь. В полумраке смутно угадывались очертания стен, перил, лестницы, которая уходила вниз, словно под воду, на дно. Вот оно, заточение! Самое что ни на есть! Он — обитатель аквариума, аквариумная рыбка; подслеповатая, ленивая, окруженная незнакомыми силуэтами, которые скользят там, за стеклом, в недосягаемом для нее пространстве. Время от времени и аквариум, и воду меняли. Какие-то лица склонялись над ним, спящим; чьи-то глаза следили, как он кружит по своей стеклянной тюрьме. На миг он поверил, что Раймонда… но Раймонда тоже по ту сторону, как и остальные. Реми пересек лестничную площадку. В тишине холла мерно тикали часы; иногда доносился и другой, едва слышный мягкий стук: это маятник задевал за деревянный корпус. Кафельный пол внизу сверкал, словно водная гладь. Медленно, осторожно перегнувшись через перила, Реми заглянул в зияющую пустоту. Откуда эта, как будто привычная, осторожность движений? Когда-то он, кажется, уже наклонялся вот так же — но когда? Во сне? Или в детстве? И он уже знал, что там, прямо под собой, увидит темную, скрюченную фигуру…

Реми вцепился в перила, лицо его покрылось липким потом; он затаив дыхание смотрел вниз, на пугающие очертания распростертого на кафельном полу тела. Неужели одной злобной мысли достаточно, чтобы..? Он стал спускаться по лестнице. От ощущения собственного могущества перехватывало горло, подкашивались ноги. Он шел босиком, но уже не замечал, что пол холодный. Он увлекся страшной игрой, поглотившей его целиком. Остановившись около трупа, поверженного, словно опрокинутая фигура на шахматной доске, подумал: «Шах и мат». Ему еще не доводилось видеть покойников. Оказывается, ничего особенного. Дядя был в пижаме, в шлепанцах на босу ногу; он лежал животом вниз, правая рука согнута. И никакой крови. Вполне приличный покойник. Вполне прилично отправленный на тот свет. Реми опустился на колени: он вдруг и сам безжизненно обмяк, как распростертое рядом тело. Да, он терпеть не мог дядю — и не только из-за Раймонды. Но и из-за многого другого, чего словами так просто не объяснишь. Ну хотя бы из-за того, что дядя все скорбел о маме… И еще из-за других причин, более смутных и более глубоких сразу. Это была особая ненависть: словно дядя не сделал того, что мог сделать только он — вступивший, однако, в какой-то сговор со своим братом и годами смиренно ему подчинявшийся. Да Реми на его месте… Тут Реми пожал плечами: представить себя на месте дяди просто невозможно. А все-таки будь у него хоть половина дядиных сил, дядиной энергии… уж он бы тогда развернулся, уж он бы показал себя! Для чего? A-а, неважно, для чего! Главное — быть сильным.