Владимир Першанин - Мы умрем в один день

Своей жизнью я был доволен. Имел собственную комнатушку в коммунаровском общежитии, получал зарплату, паек и был активистом уездного комсомольского комитета.

В тот день мы выезжали в Умет, дальнее степное село. Поступила информация, что в селе скрывается бывший белый офицер в немалом чине, по улицам открыто шляются дезертиры, агитируют против Советской власти, а в окрестностях объявилась банда некоего Кирилова. По всем признакам готовится заваруха, председателя сельсовета запугали, и Советской власти в Умете нет.

Кроме Башлыкова, агента уголовного розыска Бориса Кедрича и восьми конных милиционеров, выехали помощник военного комиссара Москвин и секретарь комитета комсомола Люба Абрамцева.

Поначалу все складывалось удачно. Обошлось даже без стрельбы. Офицера обнаружили в доме Федулова Игната, бывшего церковного старосты. Долговязый, сутулый, с коротко остриженными седыми волосами, он назвался штабс-капитаном Прямухиным, бывшим командиром батареи из конного корпуса генерала Топоркова. Остальное предстояло выяснить.

В селе провели собрание, зачитали речь товарища Ленина на 10-м съезде об отмене продразверстки и новой экономической политике на селе. Мужики, одетые в рванье, припасенное, как я думаю, специально к приезду начальства, слушали речь равнодушно. Обряженный в кожаную куртку с красным бантом и кобурой на поясе, я посматривал на них свысока. Запуганные темные люди! В тот момент я, сам бывший крестьянин, оторвавшийся от земли, не вспоминал, чей хлебушек ем каждый день.

Выбрали нового председателя сельсовета, из бывших красногвардейцев. Тот долго чесал затылок, отнекивался, ссылаясь на неграмотность — видать по всему, боялся мужик, но в конце концов махнул рукой, мол, так и быть, согласен.

— Другого, посмелее, что ли, не могли найти? — спросил я вечером у Башлыкова. — Он после первого выстрела в погреб побежит прятаться!

— Где таких отчаянных, как ты, наберешь? — пожал плечами начальник милиции. — Мы приехали и уехали, а им здесь жить. Наша, кстати, вина, что боятся. Долго с бандитами возимся!

На подворьях богатых мужиков сделали обыск, нашли несколько винтовок, троих кулаков арестовали. Дезертиры, правда, успели удрать, но после хитрых окольных расспросов, какое наказание ждет их сыновей, отцы некоторых дезертиров пообещали, что они явятся в уезд, пусть только в тюрьму не сажают.

Новый председатель подтвердил — точно явятся, как сев закончат, но и вы не обманите. На том и поладили.

Нас подстерегли на полпути в уезд.

Когда выбирались из заболоченной лощины, перегрелся мотор и вышибло паром пробку. Чтобы не маячить всем на бугре, Башлыков приказал восьми конным милиционерам, сопровождавшим арестованных кулаков, ехать к небольшой дубовой роще, шагах в трехстах впереди и поджидать нас там. Штабс-капитана мы оставили с собой.

Едва втянулись в дубняк, как началась стрельба. Через минуту из-за поворота вывернулся и поскакал в нашу сторону всадник, за ним гнались, стреляя на ходу, несколько пеших. Конь закружился на месте и начал боком валиться на землю. Всадник, соскочив, бежал, размахивая руками.

— Санька, — ахнул я, вглядываясь в маленькую фигурку с путающейся под ногами огромной саблей. — Саня Василенко! Один из милиционеров, мой давнишний, закадычный друг.

— Заса-да-а! — крикнул Саня. — Назад!

Только куда назад? За спиной заболоченная лощина, из которой мы едва выбрались, а впереди, из-за деревьев, выскакивали, катились по полю новые и новые преследователи, и торопливые вспышки ввинчивали над головами жадный свист пуль.

Вот так мы оказались запертыми в заброшенной мельнице на берегу небольшой речки с домашне-уютным именем Тишанка.

Бандиты, сыпанувшие было на поляну перед мельницей, бежали назад. Башлыков и Москвин стреляли им вслед через дверной проем. Шагах в сорока возился, пытаясь подняться, человек в черном лакированном картузе. Рядом с ним лежал обрез. Бандит подтянул колени к груди и замер. Из-за деревьев снова затрещали выстрелы. Москвин втащил пулемет за простенок. Башлыков, загнанно дыша, вытирал рукавом пот с наморщенного лба.

— Съели? — переводя дыхание, проворчал он. Тяжело опустился на корточки и поманил к себе Саню. — Наши еще кто спаслись?

Саня Василенко, по прозвищу Хохленок, чернявый, небольшого росточка, моргает влажными блестящими глазами.

— Наверное, нет, Иван Михайлович! Из засады как ударили — половина сразу с коней послетала. Мне Володя Гудумака кричит, мол, скачи, вас предупреди. Я бы не ушел, — почти жалобно говорит Саня, — уже шашку из ножен вынул, а он опять: «Скачи!» — и матом кроет. Ну, я и поскакал, а когда оглянулся, Володя в стремени вниз головой висит.