— Я не ухмыляюсь, — возразил Кауров. И, поразмыслив, добавил: — Я готов компенсировать нанесенный ущерб.
— Это уж конечно. Ну а насчет деда Фоки что можете пояснить?
— А что тут пояснять, — захлопал Геннадий на милиционера глазами. — Я переночевать у него хотел. Стучался, он мне не открыл. Ну я и пошел в церковь.
— Не пошел, а побежал, только пятки сверкали, — поправил его участковый. — Люди видели тебя. У нас в станице не скроешься.
«Это точно! — подумал Кауров. — Что ж теперь, и про призрака на кладбище рассказывать, что ли?»
— Да что случилось-то? — попробовал он возмутиться. — В чем моя вина? Хочу — пешком хожу, хочу — бегом бегаю.
— А то случилось, что умер дед Фока сегодня ночью. Аккурат в то время, когда ты тут бегал. А ну, пройдемте со мной, гражданин.
Кауров был ошарашен. Как-то уж очень много событий случилось минувшей ночью. Неужели его подозревают в убийстве?
Он понуро поплелся за участковым. Тот доставил его к маленькой кирпичной будке с вывеской «Опорный пункт милиции». Геннадий оказался в комнатухе с металлическим сейфом и портретом Сталина на стене. Милиционер вручил ему лист бумаги.
— Пиши, кто ты есть такой. С какой целью прибыл в Островскую, чего ночью делал возле Фокиной хаты, в церкви, ну и где еще тебя черти носили.
— Какое право вы имеете меня допрашивать без адвоката? — не выдержали нервы у Геннадия. Но участковый не потерпел подобного неповиновения.
— Вопросы здесь задаю я! — рявкнул он.
Геннадий тут же завозил паркером по листку. Он обрисовал в общих чертах предысторию своей поездки в Островскую. Написал, как просился к Фоке на ночлег, а потом вдруг заметил на кладбище чей-то зловещий силуэт, пытался его окрикнуть (здесь Кауров соврал) — тот не отвечал и угрожающе приближался. А в руке у силуэта (эх, врать, так врать!) был большой нож…
Написав это, Геннадий вдруг испугался — а что, если там, на кладбище, он видел настоящего убийцу Фоки? Преступник мог подумать, что он, Кауров — случайный свидетель, и, надвигаясь из кладбищенской тьмы, намеревался его убрать! Выходит, нынешней ночью он был на волосок от гибели!
От страшного предположения у Геннадия вспотел лоб. И он тут же выложил свою версию участковому.
Тот выслушал сбивчивую речь задержанного. Потом прочитал им написанное. А когда отнял глаза от бумаги, уже совершенно миролюбиво предложил Каурову закурить.
Геннадий с готовностью взял беломорину из протянутой ему замусоленной пачки. Но прикуривать не стал.
— У нас в станице Черных точно нет. Но где-то слыхал я эту фамилию, — задумался участковый. — Уж не на милицейской ли учебе в Михайловке?
— Погодите, а что по поводу убийства Фоки? Помогло вам то, что я рассказал? Получается, я тоже невольно жизнью своей рисковал. Возможно, я единственный свиде…
Но Давыдкин оборвал его на полуслове:
— Да не было никакого убийства, это я так, для полноты картины обязан был тебя допросить. Умер дед Фока от старости. И калитка, и дверь, и даже форточки были заперты изнутри. Никаких следов взлома или грабежа, никакого насилия. Умер дедушка во сне, сидя перед телевизором. Улыбался даже перед смертью. Думаю, это в районе десяти-одиннадцати вечера случилось. Как раз концерт Петросяна передавали. Каждому бы такую легкую смерть.
— А кого же я тогда видел на кладбище? — вырвалось у Каурова. Он был явно разочарован. Выходит, не был он на волосок от гибели, а просто струсил непонятно от чего!
— Да кто его знает? Может, пьяный какой пришел родственника помянуть, заснул в сугробе и только к ночи проспался. Суббота все-таки, выходной у людей. Опиши-ка мне свое видение.
— Я и не разглядел его толком в темноте. Высокий вроде он был. А еще сутулый. Кажется, немолодой. Походка у него… усталая.
— Не много примет, — подытожил участковый. — Вообще-то на степного нежитя скидается. Не верю я во всю эту чертовщину. Но люди треплются меж собой, дескать, бродит нежить в степи возле Игрищ. Вот такой же сутулый, в одежде, какую теперь уж не носят. И всегда почему-то перед сильной грозой. Говорят, там кого-то в землю зарыли, толком не похоронив. Потому и не упокоится никак бесприютная душа. Худа никакого этот нежить людям не делает. Но народ у нас дремучий, палец покажешь — креститься начнут. Послушать, так одни бесы вокруг. Чуть случится чего непонятное, батюшка наш, отец Михаил во всем староверов винит — дескать, потому бесовщина творится, что в станице есть люди, которые двумя пальцами крестятся. Староверы, наоборот, в церковниках видят главное злое семя. Я, как могу, разоблачаю предрассудки тех и других. Вот и твой рассказ о ночном погроме в церкви мне был нужен, чтобы очередные темные слухи пресечь. Ты уж сделай одолжение — не болтай про свое привидение с ножом. Да и навряд ли тебе нежить привиделся, отродясь он в станицу не забредал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу