Майкл Крайтон - Микро

Оба охранника по-прежнему смотрели на него глазами столь же пустыми и бесцветными, как асфальт на парковке.

Но все они усекли. В этом Винсент был совершенно уверен.

— Теперь вы капиталисты, ребята, — сказал Дрейк, хлопнув Телиуса по плечу на прощание.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Облака понемногу разошлись, и лес наполнился золотистой светящейся дымкой. Вода быстро отступила, множеством мелких ручейков стекла в речку на самом дне долины и высохла. Бурный поток унес значительную часть припасенного снаряжения. Да и Дженни пропала. Студенты кое-как собрались вместе, провели перекличку и опять рассыпались по окрестностям — искать разбросанные водой вещи и, прежде всего, Дженни Линн. Они двинулись вниз по склону, следуя по сухому теперь руслу потока и время от времени связываясь друг с другом по радио, чтобы не потеряться.

— Дженни! Ты тут? Дженни! — кричали они, но от Линн по-прежнему не было ни слуху ни духу.

— Я нашел гарпун! — громко объявил Рик. Далеко превращенную в оружие булавку не унесло. Дротики тоже — пластиковая банка с ними лежала у Хаттера в вещмешке, который удачно заклинило между камнями. Нашлась даже ягода мелии — вон она, под листом, ярко отсвечивает желтым.

Высматривая вместе с остальными Дженни, Карен Кинг едва передвигала ноги из-за предчувствия чего-то ужасного. Ее всю трясло. Лицо Линн перед тем, как та окончательно скрылась под водой, неотрывно стояло у нее перед глазами.

Самые худшие кошмары всегда связаны с людьми. Что же такое увидела тогда Дженни?

И тут Карен вдруг заметила что-то бледное, дряблое, прикрытое сломанной веткой. Человеческая рука. Нашла все-таки. Это Дженни. Тело девушки — все избитое, странно перекрученное, в липкой грязи — глубоко забилось в щель между ветками. Откинутая вбок сломанная рука вывернута, словно выжатая тряпка. Пустые глаза широко раскрыты. Все тело крест-накрест опутано какими-то белыми нитями, похожими на макароны — словно вуалью накрыто. Грибница, мицелиальные нити. Неужели успели прорасти?

Кинг опустилась на колени и убрала с мертвого лица Линн белую нить. Закрыла Дженни глаза. Зарыдала в голос.

Все столпились вокруг. Рик тоже поймал себя на том, что тихонько всхлипывает, и смущенно отвернулся. Он попытался унять слезы, но у него не получалось. Питер положил было руку ему на плечо, но Хаттер тут же ее стряхнул.

— Я так старался! — восклицал Мино, тоже размазывая слезы. — Я просто не сумел ее спасти!

Эрика заключила его в объятия.

— Ты храбрый парень, Дэнни! Никогда этого не знала, только сейчас поняла.

Что-то вдруг скрипнуло и треснуло. Укутывающая тело Дженни вуаль из мицелиальных нитей словно бы сдвинулась.

— Это еще что за… — начала было Молл, но тут глаза ее расширились от ужаса. Белая нитка выгнулась, словно согнутый палец, и кончик ее дотронулся до кожи Линн. Он напрягся и с противным скрипом проник глубже, протыкая тело, словно зонд. Шевеля перепутанными между собой макаронными нитями, грибница начала поглощать тело. Отпрянув, Эрика вскочила как ошпаренная.

Послышался голос Питера:

— Надо ее похоронить… И побыстрее.

Ударами гарпуна и мачете студенты размягчили дерн и стали отбрасывать его в сторону. В поднятых пластах мягкой и жирной земли во множестве копошились и извивались всякие крошечные существа. Уже сама земля была тут в некотором роде живым организмом. Единственным неживым существом среди всего этого буйства жизни была, судя по всему, одна только Дженни. Они опустили ее в выкопанную могилу и сложили ей руки на груди, кое-как пристроив сломанное плечо. Грибницу поначалу попытались удалить, но вскоре сдались — белые нити крепко обхватывали тело, шевелились, вонзались во все новые и новые места.

Эрика Молл неудержимо рыдала. Питер срезал с опавшего цветка гибискуса лепесток и накрыл им Дженни, словно белым саваном. Вот, заодно и мерзкого копошения всех этих макаронин не видно.

Эрика предложила прочесть молитву. Она была не особо верующей — по крайней мере, как сама считала, но выросла она в католических традициях, и в ее детском саду в Мюнхене всем заправляли монашки. Они-то и научили ее двадцать третьему псалму — правда, по-немецки.

— Der Herr ist mein Hirte… — неуверенно начала Молл, стараясь припомнить слова.

Питер тут же подхватил по-английски:

— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…