Бретт Холлидей - Убийство — мой бизнес

— Наверное, ехал к этой женщине, — ответила Кармела, не поднимая глаз.

— К какой женщине?

Кармела вздернула худым плечом и залпом допила коньяк.

— В квартале от угла Миссури живет женщина. Я знаю о ее существовании уже давно. Ее зовут Моралес. Он не знает, что я знаю, но мне плевать. Она живет в домишке в глубине улицы за живой изгородью из кедров. Я как-то проследила его из чистого любопытства.

— Он навещает ее регулярно? — как бы между прочим спросил Шейн.

— Раза два-три в неделю, — с полным безразличием ответила Кармела. — Но не думаю, что в какие-то постоянные дни, если тебя это интересует.

— Именно это меня интересует, — бросил он. — Видишь ли, Кармела, верит кто-либо в это или нет, но солдат в самом деле был мертв до того, как твой отец наехал на него. Он был убит и подкинут на улицу, чтоб на него наехали.

Кармела стрельнула глазами в сторону бутылки и облизнула губы. Шейн плеснул себе и передал ей бутылку.

— Поэтому я хотел бы выяснить, кто мог знать, что Таун будет поворачивать на этом углу именно в это время. Кто-то подложил труп. Тот, кто хотел, чтобы он на него наскочил.

Кармела задумчиво крутила стакан, словно зачарованная уставившись на янтарную жидкость.

— Неужели кому-то хотелось лезть в такое: совершать убийство для того лишь, чтобы отец считал, что он случайно задавил человека?

— Это могло серьезно изменить ход выборов, — пояснил Шейн. — Кроме того, цель убийства могла быть не только в этом. — Он помолчал и затем продолжал: — Это удобный случай отделаться от трупа, прикрыть убийство. Ведь все так бы и было зафиксировано как несчастный случай, не влезь я с этим вскрытием.

— Лучше бы ты оставил все как есть, — вдруг выкрикнула Кармела. — Если ты всех выведешь на чистую воду и докажешь, что кто-то убил солдата и подбросил его, то отец будет полностью обелен и выиграет на выборах. А я-то считала, что ты его ненавидишь не меньше меня. Десять лет назад ты говорил…

— Десять лет назад, — спокойно вставил Шейн, — я высказал твоему отцу, что я думаю о человеке, который хотел заплатить мне за то, что я выужу несуществующие улики против Ланса Бейлиса, которого он не хотел видеть мужем своей дочери. Я остался при своем мнении, но я столкнулся с убийством, Кармела. Убийство — мой бизнес. Я уже потратил деньги и время на это дело и хочу, чтобы кто-то мне заплатил.

— Я не буду помогать тебе реабилитировать папу! — пронзительно закричала Кармела. — Пропади он пропадом! Пусть лучше тот, кто сделал это, выйдет сухим из воды, лишь бы он провалился на выборах.

— Лучше бы ты проявила такой боевой дух десять лет назад.

Кармела Таун закрыла лицо ладонями, опустила голову и зарыдала, и было что-то неприятное в ее рыданиях, будто что-то давно гнило и накапливалось в ней, и сейчас глаза ее источали не слезы, а рвавшийся наружу застоявшийся гной.

Шейн встал и отошел от нее. Ее плач преследовал его. Запустив всю пятерню в свою рыжую шевелюру, он мрачно посматривал на нее, но не делал ни шага по направлению к ней и не пытался остановить этот поток слез. Вдруг резко зазвонил телефон. Кармела оторвала ладони от залитого слезами лица и посмотрела на Шейна, шагнувшего к телефону. Он поднял трубку.

— Слушаю, — сказал он и постепенно черты его грубоватого лица стали еще резче. — Не сейчас, — ответил он в трубку, затем пожал плечами и положил ее на рычаг. — Он повесил трубку раньше, чем я успел остановить его, — спокойно сказал он Кармеле. — Это Ланс. Он поднимается сюда.

Кармела вскочила с криком неподдельного ужаса.

Шейн быстро подошел к ней, положил руки ей на плечи, развернул лицом к открытой двери в ванную и легонько толкнул туда со словами:

— Иди туда и закройся. Тебе не повредит подслушать, что будет говорить о себе Ланс, и глянуть на него в замочную скважину.

Одеревеневшими ногами Кармела добралась до ванной и закрыла за собой дверь. Шейн подождал, когда щелкнет язычок, и не торопясь пошел открывать дверь. Он услышал, как на этаже остановился лифт и выпустил пассажира. Это был Ланс Бейлис.

Бейлис был такой же высокий, как Шейн, если бы держался прямо, но это за ним не водилось. Плечи его устало обвисали, он все время сутулился. Двигался он какой-то неуверенной шаркающей походкой; по обеим сторонам шеи выступали жилы. На нем был серый потасканный костюм, нестираная белая рубашка и бабочка. За десять лет он явно раздался и выглядел упитанным, но глаза смотрели с едва скрытой настороженностью, и весь он словно готов был съежиться при малейшей агрессии с чьей-то стороны.