Бретт Холлидей - Убийство — мой бизнес

Шейн высвободился из ее объятий, и руки ее упали вниз, крепко вцепившись в его ладони.

— Ты всегда так врываешься в собственную комнату? — спросила она.

— Как ты сюда попала?

— Сунула деньги коридорному. Он спросил, не миссис ли я Шейн, я сказала «нет», и он этим явно довольствовался.

Шейн высвободился из ее рук и пошел закрыть дверь.

— Ты пролила мой коньяк. В наши дни его не так легко доставать, — холодно заметил он.

— Прости. Не так уж много я пролила, Микаэль.

Она снова уселась в кресло и достала из сумочки сигарету, сунула ее в рот и посмотрела на Шейна в ожидании огня. Шейн зажег спичку, она прикурила и глубоко затянулась, выпустив струйки дыма через нос. Откинув голову и заглянув ему в глаза, она сказала:

— Сколько воды утекло, — и замолчала, словно ее покинула смелость.

Шейн кивнул и задул спичку. Присев на край кровати, он спросил:

— Откуда ты узнала, что я здесь?

— Прочитала во «Фри пресс». Потом я видела, что ты приходил к папе утром.

— Я про отель.

— Ты здесь останавливался десять лет назад. Я решила рискнуть и спросила внизу. — Кармела сделала нетерпеливый жест рукой. — Ты видел Ланса?

— За десять лет ни разу.

Шейн потянулся за бутылкой, стоящей на тумбочке у кровати, и налил себе коньяку. Кармеле он не предложил. Она словно не заметила; ее большие черные глаза неотрывно смотрели на него.

— Он здесь, — сказала она.

— В Эль-Пасо?

Она кивнула:

— Я видела его три дня тому назад в центре. Он меня не заметил; ехал с девушкой-мексиканкой, обычной мексиканской шлюшкой, которую подцепил, должно быть, в Хуаресе на Калле-дель-Диабло. Выглядит он ужасно, — почти беззвучно закончила она.

Шейн поднял свой стакан:

— Интересно, что с ним, — и, немного помолчав, спросил: — Ты видела его после возвращения из-за границы?

— Нет. Он уехал из города и никогда не писал мне, Микаэль, — произнесла она словно сквозь сон.

— Чему тут удивляться, — сердито отозвался Шейн. — Ланс не из тех, кто приползает на коленях после того, как ему врезали по зубам.

— Я знаю. — Верхняя губа у нее чуть задрожала, и в глазах сверкнул прежний огонь, который Шейн видел много лет назад. — Я возненавидела сама себя за то, что сделал со мной папа. Но ведь я была молода, Микаэль. Для меня он всегда был богом. Мать у меня испанка, ты же знаешь. Она научила меня, что женщине следует уступать.

Шейн оставил без внимания жалобные нотки в ее голосе и нетерпеливо спросил:

— Ты знаешь, где был Ланс, чем занимался?

— Слышала, будто он уехал в Китай, а потом в Германию. Как-то мне звонил Нил Кокрейн и сказал, что слышал по коротковолновой программе пропагандистскую передачу Ланса из Берлина. Я не поверила, но позже он прислал мне вырезку из газеты, где Ланс упоминался среди американских журналистов, перекинувшихся к Гитлеру.

Шейн мрачно уставился в свой стакан и молча слушал. Кармеле, видать, надо было выговориться. Уж слишком много чего накопилось за эти годы.

— А сейчас Ланс вернулся в Эль-Пасо, — продолжала она грустно. — Он постарел, и вид у него отчаявшегося неудачника. Я думала, ты виделся с ним, что ты из-за этого и приехал.

Шейн взъерошил свою рыжую шевелюру и не без сарказма заметил:

— Если ты читала «Фри пресс», то должна знать, что я приехал помочь твоему отцу занять кресло мэра.

— Он совсем другого мнения. — Впервые с момента, когда Шейн ворвался в номер, в голосе Кармелы послышались веселые нотки. — Слышал бы ты, как он рвал и метал после твоего ухода.

— После того как я настоял на вскрытии, показавшем, что солдата убили, — пробурчал Шейн, — он должен быть благодарен мне.

— Он же понимает, что никто не поверит вскрытию. Для него лучше взять вину на себя, чтоб все поскорей об этом забыли.

— Но он был бы лучшим мэром, чем Джон Картер.

— Надеюсь, он проиграет, — с горячностью возразила Кармела. — Он привык, что все всегда по нему. Что он избранник судьбы. Никто в течение этих десяти лет никогда не оказывал ему серьезного сопротивления. Ты просто не знаешь, какой он жестокий и надменный.

Шейн потянулся за бутылкой и протянул ей. Кармела замолчала и кивнула, затем нагнулась и, подняв с пола упавший стакан, протянула его Шейну. Тот плеснул ей коньяку на четверть. Кармела одним глотком выпила половину, словно воду.

— Никто не знает, как я ненавижу его. Ужасно говорить такое о собственном отце, но это так. Из-за него я ненавижу сама себя. Я ему никогда этого не прошу.

— Как ты думаешь, что он делал на углу Лотона и Миссури, когда наехал на солдата? Это в стороне от его плавильни.