Картер Браун - Дом колдовства [сборник]

Пока Джокер не позвонил Торелли из отеля «Дель Мар», я не знал, остались ли его молодчики на островах, раскапывая их в поисках документов. Теперь же, после его звонка, я знал, что все это время они именно этим и занимались. Однако мне было неизвестно, продолжают Ли они и сейчас свои поиски. Если да, что вполне вероятно, ибо Торелли не успокоится, пока черный чемоданчик не будет у него в руках, то они могут откопать этот клад еще до завершения моего розыгрыша, в таком случае я напрасно потеряю массу времени и вся моя энергия пропадет даром.

Розыгрыш Торелли начался с того, что Джокер позвонил ему по телефону. Если отбросить всякие детали, то по существу Джокер сделал следующее: буквально следуя моим указаниям и даже не понимая, что происходит, он сообщил Торелли, будто видел, как я вышел из белой моторной лодки на пустынный берег, притом не один, а с красивой девушкой. Джокер напал на меня, избил до потери сознания и захватил черный чемоданчик, который я нес В руках. Сейчас Джокер в городе и готов продать Торелли документы всего за один миллион долларов. Торелли ответил, что он подумает. Джокер, естественно, не сказал, откуда он звонит, а вместо этого обещал снова связаться с Торелли через час, и, если тот подготовит ему миллион долларов, Джокер передаст ему чемоданчик.

Тогда я сыграл над Джокером подлую шутку. Подождав пять минут, я сам позвонил Торелли и рассказал то же, что говорил Джокер, только, разумеется, со своей точки зрения. Я добавил гневно, что выследил Джокера» и сообщил, где он сейчас скрывается: назвал улицу, отель, номер, переулок, куда выходит окно номера. Словом, все. Я подбросил еще кучу всякой чепухи, например, что только теперь узнал от Джокера, кто его босс, и что, поскольку, как я теперь знаю, это сам великий Винченте Торелли, я не хочу больше иметь хоть какое-то отношение к черному чемоданчику... Поэтому я сообщаю ему не только место, где находится Джокер, но и где документы, и надеюсь, что взамен он согласится заключить со мной мир. Я много наговорил в этом духе, и Торелли сказал, что, если я действительно отдам ему эти бумаги, между нами не будет больше никаких неприятностей. Мне хотелось ему верить.

После этого я сделал последние приготовления. Положил черный чемоданчик на кровать, откуда он был бы виден первому же вошедшему в номер, подтащил единственный стул к окну и повернул его спиной к переулку. Я поднял штору, но оставил нетронутыми занавески, потом открыл окно, вылез через него в переулок и заглянул в комнату. Занавески были как раз нужной плотности— я видел сквозь чих очертания стула, но никаких подробностей ясно различить не мог. Я влез обратно в окно, запер его и поправил занавески, оставив штору наверху..

В комнате в правом углу, если смотреть от двери, был маленький чуланчик. Я открыл его и убедился, что дверь не скрипит. Это мне и было нужно: дверь не должна скрипнуть, когда я войду в .чуланчик и закрою ее за собой.

Джокер сидел на полу: мне опять пришлось его стукнуть, и на голове у него было немного крови.

— Сядьте на стул, Джокер! — сказал я.

Он покорно поднялся и плюхнулся на стул, спиной к окну. Жестко и отчетливо я сказал:

— А теперь, Джокер, слушайте внимательно и запоминайте.

Он повернул голову и тупо уставился на меня.

— Когда я щелкну пальцем,— сказал я,— вы встанете и подойдете к двери, а потом пойдете обратно и сядете на стул.

Он провел языком по губам, вряд ли понимая, что происходит: он находился как бы в тумане. Я подождал, пока мри слова дойдут до него, потом щелкнул пальцами. Джокер поднялся, пошел, пошатываясь, к двери, вернулся и снова сел на стул. Я все время держал наготове пистолет, но это, в сущности, было излишне.

Мне было, тяжело смотреть на него. И меня тошнило от того способа, который я вынужден был применить, чтобы довести его до нынешнего состояния. Глядя сейчас на этого усмиренного быка, я почти забыл, что, будь у него возможность, он бы через неделю или месяц сбивал бы с ног какого-нибудь конкурента или разбивал бы кого-нибудь в лепешку, убирая лишнего свидетеля. К тому же я хотел жить: древний, первобытный инстинкт самосохранения так же силен во мне, как и в любом другом. Джокер сам избрал себе свой жизненный путь насилия и жестокости, который, как он, должно быть, и сам ожидал, мог привести к насильственному концу. Не я вложил ему в руки оружие. Кроме того, эта вошь не должна была кидать меня в океан.

Мы ждали. Джокер стал понемногу приходить в себя, а вместе с тем и нервничать. Но его беспокойство не могло сравниться с моим. Особенно сейчас, когда я собирался вернуть ему его пистолет. Я не думал, что он им воспользуется, но не знал, откуда придут молодчики -— через дверь или через окно,— и хотел быть готовым к любому варианту. Если через дверь, то я хотел, чтобы Джокер держал револьвер в руке. Я отдал ему оружие. Не спуская с него глаз и дула своего «кельта».