Олег Дудинцев - Заказуха [сборник]

— В конце концов, она же не Агата Кристи, чтобы на голом месте подобную сказку сочинить, — настаивал Субботин, имея в виду старшую Вознесенскую.

— Что вы хотите услышать, я ведь вам все объяснила? — устало отбивалась Верочка, но силы ее таяли на глазах.

Наконец Субботин почувствовал, что пришло время для более решительных действий. По его сигналу Ковалев пригласил Толика Филимонова, и тот через пятнадцать минут зашел в кабинет с папкой в руках. Увидев Верочку, Толик изобразил удивление и поздоровался с ней по имени.

— Здравствуйте, — вяло откликнулась она.

— А вы, оказывается, знакомы? — в свою очередь удивился Субботин.

Измотанная разговорами Верочка не обратила внимание на театральность сцены и, опередив Толика с ответом, вспомнила их недавнюю встречу.

— Постой, постой. Ты же говорил, что у одноклассника на свадьбе гулял, потому и опоздал, — продекламировал свой отрывок из роли Ковалев.

— Игорь Васильевич, я ведь чисто по — человечески хотел бывшему коллеге помочь, а выпил лишь рюмку ликера с кофе.

— Это я ему сама предложила. Он здесь не виноват, — простодушно заступилась Верочка.

— С рюмки тебя бы так утром не штормило. Так, кажется, у вас на флоте говорят? — спросил Ковалев.

— Ну, бутылку на двоих, с кофе ведь.

— А опоздал тогда почему? — не отставал от него Ковалев.

— На кухне задремал, — виновато признался Толик.

— Что значит задремал? Выходит, вы вместе ночь провели? — сыграл изумление начальник розыска.

От услышанного диалога глаза у Верочки округлились, и она, ничего не понимая, переводила взгляд с одного действующего лица на другое. Наконец она не выдержала.

— Человек от всей души хотел мне помочь, а вы его подозрениями мучаете, в грязь хотите втоптать, — попыталась она перевести огонь на себя.

— А эти вопросы позвольте нам самим решать, это наши внутренние дела, — вмешался Субботин. — Значит, так, морячок. Держи бумагу, садись и пиши рапорт с просьбой об увольнении из органов по собственному желанию.

С этими словами он протянул Толику лист бумаги и ручку, которые тот безропотно взял и по-детски обиженно спросил:

— За что, товарищ майор?

— А ты не понял? — рассерженно спросил начальник отдела. — За обман руководства, за пьянство в быту, за опоздание, а самое главное, за неделовые связи с подозреваемой. Так что, Филимонов, не тяни резину, садись и пиши.

Видя творящуюся на ее глазах несправедливость, Верочка встала на защиту опального опера и пообещала направить жалобу начальнику городской милиции, однако Субботин остудил ее пыл.

— Его тогда за дискредитацию уволят, — объяснил он. — У нашего народного генерала с этим просто. Так что пиши, пока предлагают, по собственному желанию, — снова потребовал Субботин, и Толику ничего не оставалось, как с обреченным видом написать предложенный рапорт.

Оставив его на столе, он, словно побитый пес, покинул кабинет, бросив напоследок в сторону Верочки укоризненный взгляд.

— Попутного ветра, — пожелал ему Ковалев. — Обходной в кадрах получишь.

Первый акт пьесы был сыгран труппой настолько сильно, что после разыгравшейся на ее глазах трагедии Верочка пребывала в шоке. Не давая ей отдышаться, сыщики повели дальнейшее массированное наступление. Они неожиданно для Верочки вспомнили о визите налоговых полицейских.

— Говорят, выявили у вас грубые нарушения закона. Фирме грозит закрытие, а всем сотрудникам крупные штрафы, — блефовал Субботин, зная ее некомпетентность. Недостатки, конечно, нашли, но не такие серьезные, чтобы применять подобные санкции.

Не успев опомниться от одного потрясения, Верочка подверглась следующему.

— Чем же я расплачиваться буду? — почти шепотом спросила она.

— Опишут имущество и продадут в счет погашения, — спокойно ответил Субботин.

Подобного объяснения она не выдержала и в голос разрыдалась. Все, что накопилось у нее внутри за эти мучительные часы, вырвалось наружу под воздействием столь мощного прессинга.

Ковалев наполнил стакан водой и попытался ее успокоить, но Верочка размазывала по щекам слезы с примесью туши, подрагивала плечами и нервно глотала воду.

Ее жалкий и беззащитный вид не мог не тронуть сердца находившихся рядом мужчин, но прежде всего они были профессионалами, привыкшими к различным проявлениям чувств своих оппонентов. В начале своей службы оба нередко терпели неудачи, принимая искусную игру за откровение. Лишь с опытом пришло понимание людей, а вслед за ним и умение вовлекать их в собственную игру и навязывать свою волю.