Зал разогрелся и подхватывал всякую чушь.
Из третьей песни запомнилась строчка припева: «Любовь почуяв — к любви лечу я!» Песню пришлось исполнять на «бис», и все, как ненормальные, вопили: «Любовь почуяв — к любви лечу я!»
Музыкантов не отпускали. Многое приходилось петь по второму разу, а в конце — снова «Маму».
После концерта их можно было выжимать. Светка помогала убрать аппаратуру. Публика разбрелась по своим классам на танцевальные вечера.
— Нет, мужики, я сегодня уже ни на что не годен! — заявил Стар. — Пойду домой.
Андрей шепнул Светке:
— А мы еще потанцуем!
— Я сегодня не могу остаться.
— Почему?
— Какая тебе разница? Не могу, и все, голова болит! — придумала она на ходу. — А ты можешь развлечься. Не запрещаю.
— Без тебя? — нахмурился он.
— Да, без меня! Хоть раз — без меня!
Он видел, как она раздражена, и не проронил больше ни слова.
— Ты тоже домой? — спросил ее Дима.
— Проводишь? — улыбнулась ему Света.
Стар в растерянности посмотрел на Андрея. Тот отвернулся и бросил Вальке со смешком, не замечая их присутствия:
— А Стар в последней песне такую околесицу понес — все слова перепутал! И ничего — сошло. Им уже было все равно.
— Пойдем! — согласился Дима. — Ты где живешь? Мило воркуя, они выпорхнули из зала. Андрей сел на край сцены, свесив ноги, и закурил. От резкого наклона головы дым под острым углом струился в пол, а потом поднимался вверх, обволакивая мертвеннозеленую мешковину декораций. Валька в глубине возился со скелетом.
— Я на самом дне морском под девизом: «Обломись!» — сказал себе Андрей и больно ущипнул руку, чтобы не расплакаться, — опять получились стихи. Они естественно лились из него каждый день. Только в последние дни этот процесс сопровождался обильным потоком слез.
Он вздрогнул от того, что холодная Валькина рука легла ему на плечо.
— За-за-зачем же он так? — сочувственно спросил друг.
Андрей развел руками и процитировал себя:
— Любовь почуяв — к любви лечу я!
В новогоднюю ночь собрались у Светки дома. Двенадцать человек из класса: шесть девочек и шесть мальчиков для равновесия. Светина мама уехала праздновать Новый год к бабушке, и никто не стеснял их.
Стоял сорокаградусный мороз, имелись жертвы. Больше всех не повезло Кулибину. Он отморозил самый кончик носа и ходил с красным пятнышком, приводя всех в умиление.
Зачем он пришел сюда? На этот вопрос не было ответа. «Из чувства долга», — сказал он Вальке. «Я— мазохист», — шепнул он Светке. На самом деле просто хотел видеть ее — вот и все.
Ее отношения с Димой представляли пока тайну для всех, но не для него. Она ответила коротко по телефону: «Не звони». Этого было достаточно. А потом сама позвонила и пригласила сюда. Может, из вежливости? По старой дружбе? В расчете на то, что он все равно не придет, а он вот явился: я — мазохист. Кому это надо? Он видел, как она помрачнела. Хотел тут же уйти, да Валька не дал. Сгреб его в охапку и пошел заикаться о новом безобразном концерте «Слейда» — ни одной приличной песни! Кому это теперь надо?
Дима опаздывал. Уже пришли все. Видел, как она нервничает. Пошла на кухню варить пельмени.
— Я помогу! — вызвался он.
— Чего там помогать? — усмехнулась Света. И все-таки он плотно прикрыл за собой дверь.
— У тебя с ним серьезно?
— Не твое дело!
— Вижу, что серьезно. Но знай — он тебя не любит!
— Не твое дело!
Вода закипала.
— Неужели ты не видишь, что ему наплевать на тебя?
Из комнаты кричали голодные гости:
— Света! Андрей! Где вы там? Давайте к столу!
— Все ты врешь, потому что тебе обидно! Сам же знаешь, что в подметки ему не годишься! Вот и наговариваешь на Димку! А он, между прочим, считает тебя своим лучшим другом! Тебя и Вальку.
Вода бурлила в кастрюле. Она небрежно принялась кидать пельмени, обдавая кипящими брызгами его и себя. Но было почему-то не больно.
— Ха-арош друг! — ухмыльнулся Андрей и язвительно добавил: — Увидела Диму с микрофоном и растаяла! Все вы, девки, дуры! Ни хрена не понимаете! Да без нас с Валькой он ничто, пустое место! Ни одной песни не смог написать! Играет посредственно! И голос, прямо скажем, — не Меркюри!
— Слушай, ты мне надоел! Если хочешь знать, это Дима просил, чтобы я тебя пригласила! «Он — мой друг!» Ха-арош друг! — передразнила она Андрея.
Он выскочил из кухни как ошпаренный.
— Наконец-то наворковались, голубки! — бросил кто-то, и все засмеялись.
В коридоре долго не мог раскопать свой тулуп. На него навалили груду одежды. Он же прибежал одним из первых!
Читать дальше